– Нет. А она есть? – удивился я.
– Теперь есть, – нахмурился он. – Обезличенная, номерная. Но обещай мне не запрашивать её.
Я вдохнул. Медленно, глубоко. А ведь я всегда знал, что не мог Андрей так просто умереть. А может, я просто так всегда хотел этого, что сам себя и убедил будто он жив?
Но к чёрту! Иначе это и правда никогда не закончится.
– Обещаю, – уверенно сказал я.
Три года спустя…
С высоты второго этажа галереи, где вот-вот откроется выставка моих рисунков, большой холл с вычурной отделкой мраморного пола и готическими колоннами был виден как на ладони.
Но я смотрела не на толпящуюся у входа прессу, не на изысканно одетых гостей, что коротали время в светских беседах под шампанское, закуски и приятную музыку.
И даже не на нашу малышку.
Хотя, как на неё можно было не смотреть.
Мама играла с нашей зайкой в прятки, выглядывая из-за инвалидного кресла Романова. И та визжала от восторга, удирала, смешно семеня ножками, или пряталась в коленках у прадеда.
А я… Я смотрела на портрет, что висел первым на входе в зал.
На портрет отца.
Но постоянно отвлекалась.
«Князь Романов, конечно, сдал», – невольно подумала я, глянув на старика. Уже не расставался с кислородным баллоном и большую часть дня спал. Но для столетнего старца отлично держался и, главное, был всё ещё в здравом уме.
«Мама снова вышла заму за Иванова», – наверно, сегодня был такой день – всё же моя первая персональная выставка, и я невольно подводила итоги. Кстати, Иванов уже не майор, а подполковник. Мама хорошо на него влияла. На лице у неё остался шрам, но она категорически отказывалась его лечить, говорила: пусть напоминает мне, как я была не права. А Иванов – лучшего отчима мне и не сыскать.
– Карина? Всё же смогла, – обрадовалась я, увидев приехавшую певицу. Она ткнула в бок мальчишку лет десяти, показывая на нашу дочь. И её сын тут же включился в игру.
Когда всё закончилось, мы ездили к Карине в больницу. Всё же если бы не она, кто знает, как бы всё сложилось. Арман, кстати, так и не дал ей денег на клип, но она и не хотела больше его снимать. Буквально за одну ночь она написала песню о защите детей от насилия, и борьбе с насилием вообще. «В этом я вижу смысл своего творчества и своей жизни», – щедро делилась она в интервью. А ещё с ней везде теперь ездил её сын.
Бокал с шампанским дрогнул в моей руке, когда его губы коснулись моей шеи.
– Ты не слишком налегаешь на шампанское? Насколько я знаю, тебе нельзя, – он подошёл сзади и теперь щекотал шею бородой, а руки положил на ещё не заметный живот.
– Арман, я просто держу бокал в руке, – зашептала я. – В конце концов, это выставка моих работ. И раз уж ты на ней настоял, гостям не выдавай хотя мы этот мой секрет. Здесь и так, – кивнула я. – История всей моей жизни.