Арман и так был для меня целым миром, а теперь я не хотела даже помнить, как жила без него.
И я ни за что не стала бы ему врать о какой-то встрече, если бы это не касалось отца. Он с таким упоением о нём рассказывал. Об их знакомстве, дружбе, приключениях. А я и так стала нравственной проблемой, что его мучила. Вдруг там у этого Бломберга что-то такое, что Арману не стоит знать? Ведь кому-то отец доверился, кто-то его предал, если верить словам старого пердуна. И я люблю мужа больше жизни, и не хочу верить, но ведь не исключаю, что это мог быть он.
И я как мышка или воришка выскочила с чёрного хода «Галереи», надеясь потратить на маркграфа не больше пятнадцати минут и вернуться.
– Да, на улице холодно, – ответила я на звонок за пять минут до встречи, прячась от непогоды за воротником пальто. – Хорошо. Да, я знаю, кафе на той стороне моста, через дорогу.
Забежала в кафе, к вечеру занятое почти полностью. И не успела испугаться: как я его узнаю, когда мужчина сам поднялся навстречу.
– Я позволил себе заказать вам чай, – принял он пальто, отодвинул стул.
– Вы напрасно беспокоились, у меня совсем мало времени, – грела я друг о друга замёрзшие руки. – Вы сказали, что у вас есть что-то об отце.
– Скорее от отца, – сел он напротив и положил на стол папку. – Думаю, это вы хотели бы сохранить.
Он вытащил из непрозрачного чёрного пластика фотографии.
– Отец. Чека, – невольно улыбнулась я, перебирая на те самые снимки, что я нашла в детстве. Тогда мне казалось, я каждый знала наизусть. А увидела, как в первый раз.
Тот самый пирс, о котором я до рассказа Армана ничего не знала. Бабушкин дом, что потом сожгли. И этого я тоже не знала. А бабушка, глядя на него, всегда плакала.
– Я думала они сгорели, – старалась я не смотреть в светло-голубые, почти прозрачные глаза Бломберга. Наверно, из-за них он казался каким-то выцветшим, словно блёклым. А про фото я и забыла, когда уезжала. – Откуда они у вас?
– Это я снял вашу квартиру.
– Вы?! – удивилась я, ведь приходила женщина. И только сейчас заметила, что на его бледном лице почти не заметно и бесцветных бровей. – А пожар?
– А вот пожар устроил не я. Но вашу квартиру очень тщательно обыскали, а потом подожгли. Хорошо, то, что они искали, уже нашёл я и успел забрать.
– Но что? У нас ведь с бабушкой ничего ценного не было.
– Это вам так кажется, – улыбнулся он, и улыбка у него была хорошая, располагающая. – Как вы узнали, что вот этого парнишку, – ткнул он в юного Армана, ваш отец звал Чека?
– Там подписано.
– Правильно, – он убрал в сторону мою руку и неподдельно удивился: – Какая холодная у вас рука. – Давайте хоть погрею, – и сжал её аккуратно своими горячими пальцами, а второй рукой стал переворачивать фотографии, где аккуратным отцовским почерком были подписаны места, даты, названия. – Образец почерка, – достал он всё из той же папочки и подвинул мне прямоугольник письма. – Иначе как бы вы узнали, что это письмо написал он, а, скажем, не я.