Олег постоянно цеплялся, что я часто устаю, что в какие-то периоды не могла выполнять супружеский долг по состоянию здоровья, что я не ответила на его звонок, потому что спала. Что я не приготовила на ужин его любимое блюдо, потому что меня постоянно тошнило при мысли о том, что придётся кусок сырого мяса взять в руки. Хотя… кого я обманываю. Все умения, которые касаются готовки, вот прямо все, идут чётко мимо меня. Котлеты всегда подгорают. Рис в супе всегда разваривается. Мясо в духовке всегда доходит до состояния сухарика, об который можно сломать зубы, ну или, на худой конец, остаётся полуготовым кровавым куском, который ещё есть шанс дожарить на сковородке, если я, конечно, его не спалю. К сожалению, умение готовить относится к самым слабым моим сторонам. И даже общаговская и семейная жизнь, не смогли исправить мой женский дефект.
Но самое печальное ждало меня впереди. Олег уехал в очередную затяжную командировку (затяжную, потому что раньше, чем через пять дней, он точно бы не вернулся), а у меня отошли воды. И вот в роддоме, когда секунду назад появился на свет мой самый родной и любимый крохотный человечек в этой несправедливой и порой даже жестокой жизни, я отчётливо услышала слова, произнесённые рядом спокойным женским голосом:
— Не дышит. Начинаем реанимационные действия.
Я не помню, что я чувствовала. А, может быть, не было в тот момент ни чувств, ни эмоций, ни мыслей. Только сплошной вакуум вокруг меня и совершенно непонятные мне звуки где-то на другом конце палаты. И сердце, выбивающее бешеный глухой ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук. Слёзы радости и облегчения брызнули из глаз, когда, наконец, до моего напряжённого слуха донёсся долгожданный младенческий крик.
— Поздравляем, мамочка. Посмотрите на свою дочь. Какая красавица!
Мою маленькую принцессу положили мне на живот, и, показалось, что вакуум, в котором я находилась даже сама не знаю, сколько времени, просто лопнул с оглушительным грохотом под напором охвативших меня эмоций.
Помню, что с умилением смотрела на голову Машеньки, всю в белоснежных волосиках. Да. Я уже знала, как назову дочь. Олег великодушно разрешил мне самой выбрать имя. Это только потом я уже с горечью поняла, что ему просто было всё равно.
— Да чего ж ты на макушку ей смотришь, на лицо смотри, любуйся!
На что я благоговейным шёпотом отвечаю:
— Мне не видно лица, — голос дрожит, ничего не могу с собой поделать.
Тогда мою малышку подхватили на руки и перевернули лицом ко мне.
Как только это произошло, в глаза бросилась тоненькая прозрачная трубка, торчащая из Машиного ротика. А может быть и из носа? Эта мелочь уже навсегда ускользнула из глубин моей памяти.