— Канарейкина, это что, ревность? — вдруг улыбается Рома, склоняя голову набок, на его губах блестит сок лайма.
Теряюсь от его взгляда. Он смотрит на меня так, как будто впервые позволил отпустить себя и спустить с лица маску вечно недовольного говнюка. В его взгляде плещется неверие вперемешку с нежностью и неприкрытым обожанием. Мне нравится.
— Пф-ф-ф, — делаю губами вертолётик. — С чего мне тебя ревновать? Ты и я — фикция! У нас нет отношений, несмотря на скорую свадьбу. Ты свободен. И я тоже. Мы не вместе…
— Не вместе, — глухо подтверждает Дроздов и, сокращая оставшееся между нами расстояние, впивается в мои губы.
Пружина лопнула. Со стоном впускаю его язык, встречая своим, и получаю ещё один разряд двести двадцать от этого прикосновения.
Это не тот слюнявый поцелуй на первом курсе, не тот, который случился несколько недель назад в коридоре универа. Новый уровень. Высший пилотаж. Вкусы лайма, соли, алкоголя и Ромы таранят и возбуждают все мои рецепторы. Голова отключается, и всё, что я хочу, — это прижаться к нему ещё ближе.
Обвиваю руками шею, льну к твердой мужской груди, вставая на носочки. С удовольствием ловлю стоны Дроздова и выгибаюсь. Его ладонь касается моей голой спины и нежно скользит вниз до самой поясницы.
— Вау, — шепчу, хлопая ресницами, когда Рома отстраняется, чтобы дать нам возможность вдохнуть, и тут же затыкает меня снова, заходя на второй круг.
В мои планы не входило закончить сегодняшний вечер вот так. Жадно целоваться, цепляясь друг за друга как два утопающих, на глазах у всех! Алла, Костенко, Пашка Стариков, Оля Петрова и даже фифа Филатова — спорю на миллион долларов, все в шоке!
И я в шоке. В приятном эмоциональном шоке, от которого кружится пол под ногами и мир переворачивается вверх тормашками. Пусть думают, что хотят!
К чёрту всех! Включая моральные принципы.
Умелые губы Дроздова заставляют меня забыть и о переполненном клубе одногруппников и о фиктивности наших отношений, обо всех проблемах, которые могут последовать после того, как мы оба протрезвеем и посмотрим на ситуацию здраво. Все сожаления потом…
— Рома, Ромочка, — шепчу будто в бреду, откидываю голову назад, хватая ртом воздух. — Хороший… мой… Впиваюсь ногтями в обтянутые черной рубашкой плечи и получаю в ответ разочарованный грудной стон.
— Надо остановиться, — хрипло выдыхает Рома около моих губ.
Противореча самому себе, Дроздов и не думает прекращать. Небрежно отбрасывает мои мешающие ему сделать задуманное волосы за спину и присасывается к моей шее, оставляя дорожку поцелуев от уха до самой ключицы.