— Алис, — помявшись в коридоре, позвал друг детства, — что мне сделать, чтобы точно понравиться ей?
— Поменяй носки, Спиридонов, — красноречиво намекнула я, кивая в сторону дырок на больших пальцах.
***
— Пообещай мне, что не станешь шутить, — поправив рубашку и, поймав мой взгляд в зеркале, попросил Миша.
— Пообещай мне, что он не станет читать свои стихи, — уместно ли было торговаться стоя в фойе кафешки, я не знала, но как вспомню стихосложение непризнанного гения, так желудок требует экстрадиции. — В жерле кита, сомкнулись воды, что можно сейчас ожидать от природы?
Я нарочно выбрала самый зубодробительный пассаж и мужа перекосило. Спиридонов был поэтом непризнанном не просто так. Его трудами можно было воскрешать мёртвых и упокаивать ещё живых. Почившие восстанут накостылять этому бумагомарателю, а все остальные сами будут придерживать крышки гробов, чтобы, упаси Боже, ещё раз не столкнуться с настолько «прекрасным».
— Наташенька опаздывает, — донёс до нас Василий.
— Не удивлюсь, если она вообще не придёт, — пробубнила я себе под нос, но Рубенской все равно услышал.
— Надо было просить тебя не хамить, а не шутить, — зло прошипел супруг, отодвинув мне стул.
Надо было меня, вообще, дома оставить. Волки были бы сыты, а одна конкретная тестестеронная овца цела. Но тут как с родами: обратно не засунешь.
— Как твои носки Спиридонов? — решила завести необременительную беседу я и получила шлёпок по коленке под столом. Воззрилась на мужа с презрением грешника, который отрицал все свои прелюбодеяния.
— А ты думаешь все так быстро закрутится? — покраснев, как рак, которого бросили в кипяток, спросил он.
Я печально покачала головой. С одной стороны, дырявые носки для мужика, это как небритые ноги для бабы, точно дальше посиделок дело не зайдёт. Но это ж насколько надо не верить в себя, чтобы даже не помыслить о победном результате операции?
Подошёл официант, супруг сделал заказ для нас. Но тут литературное светило дёрнулось и прощебетало:
— А можно мне грамм сто…
Извернувшись так, чтобы мой кед дотянулся до противоположной стороны стола, я больно пнула друга мужа по щиколотке. Он по-бабьи ойкнул и уставился на меня.
— Ты ещё надерись тут до ее прихода, — поддержал Миша.
— Ну я… — промямлил Василий, — мне ж для храбрости…
— Ты для храбрости итак походу приложился к бабкиному компотику, — саркастично заметила я, перегнувшись через стол и втянув ноздрями воздух. Спиридонов замялся, попытался отстраниться. Но уловив амбре этилового спирта, я успокоилась и вернулась на стул.
А Наташа все не шла. Через двадцать минут и чайник жасминового чая, я стала нервничать. Не то чтобы сильно переживала за постельную жизнь Васьки, меня бесило, что это не я тут заставляют всех корчиться в муках ожидания.