— Нет, — все не успокаивался бывший муж. — Я не прощу себе, если ты сейчас всего не услышишь. Понимаешь, я люблю тебя. Ещё сильнее люблю. А когда увидел, как этот идиот тебя лапает и целует, меня взорвало. Только тогда я понял, что безвозвратно теряю тебя навсегда. Хотя ты никогда и не принадлежала мне. Ты была сама своя. И твоя любовь… В первую очередь ты любишь себя, а не меня. И за это я влюбился в тебя… За то, что бы всегда оставалась мне недоступна. Но потом я начал уставать завоёвывать тебя каждый день, час, год… Мне казалось вот будь ты теплее, нежнее, тогда все бы было лучше, но меня бесят, вымораживают эти сопли, потому что я хочу добиваться, сражаться, покорять. Мне не нужна никакая другая кроме тебя…
— А сейчас мне не нужен ты…
— Я никогда тебе не нужен был, — он горько усмехается, а у меня чашка с чаем трясётся в руках. — А после всего… Ты не сможешь меня простить, но я и не прошу, потому что сам себя не прощу. Просто дай мне шанс все исправить?
— Что исправить Миш? — мне хочется кричать в голос, но я стискиваю зубы, по ощущениям, стирая их до дёсен. — Что ты можешь исправить? Что ты сделаешь с этим ребёнком, с этой женщиной? Что ты сделаешь с моей памятью?
Молчание. Тяжёлое, как гуща от кофе. Оно растекается по воздуху. Оседает крупными коричневыми пятнами. И от аромата его становится невозможно дышать. Грудная клетка конвульсивно дёргается, а легкие не впускают в себя и капли кислорода.
Стена, возведённая мной из безразличия и отстранённости, не выдерживает натиска и идёт мелкой трещиной. Как паутинка. Внутри крепости бьется в шрамах от ножа, что в руках Миши, мое сердце. Оно бьется из последних сил и кажется ещё один удар и остановиться.
— Просто дай мне шанс… — шёпотом, как шорохи хрустящего снега под ногами, просит бывший муж, а меня взрывает:
— Ни черта, Миш, не просто! — я срываюсь на крик. — Не просто, понимаешь? Ты два года жил на две семьи, ты приходил ко мне с ее запахом на теле, ты засыпал с мыслями о ней, ты целовал меня после того, как возвращался от неё, ты мне клялся в любви… Твою мать! Я ездила поливать эти чертовы бегонии к Спиридонову, пока ты трахал ее несколько недель! Ты после этого просишь просто дать шанс? После предательства, не мимолетного, а обдуманного, длительного и оттого более извращённого. Я хотела ребёнка! Этот ребёнок должен был быть мой! Это я должна сейчас наряжать ёлку, вешать на неё белые пинетки и выбирать коляску с кроватью. Ты украл у меня все это! И просишь дать шанс?
Я дышала рвано. Грудь распирало от обиды. Она жгла похлеще раскалённого тигля. Превращала в пепел все, что нечаянно коснулось ее краев и оседала пеплом.