— Василий, там…
— Все потом, — дверь открылась и Спиридонов шагнул в кабинет, а потом раздался все ещё не забытый голос бывшего мужа:
— Милочка, принеси нам кофе…
***
Вот бывает, что цепенеешь от страха? Бывает. А ещё бывает, что воздух не может пролететь в легкие. И ты сжимаешь в вспотевших руках полу своего пальто, весеннего, оттого тонкого и мнётся оно преотлично. Так что остаются заломы на ткани, которые исправит потом только отпариватель.
Вот со мной это происходило в тёмной гардеробной писательского кабинета. Я не лучше, чем кролик перед удавом замерла. Боялась с одной стороны быть найденной, с другой-услышать разговор двух мужчин. Но они пока что не баловали и играли в гляделки. Это я только предполагаю, не было ничего видно из-за деревянных дверей. Но мое воображение, ретивей бронетранспортёра, разыгрывало одному ему известную мизансцену, где Вася сидит в своём кресле, а Миша надменно лыбится, с таким вальяжным благодушием, как барин перед холопами.
А ещё я не могла понять, какого демона заперлась в шкафу? Обезумела однозначно.
— Поделишься успехами? — хохотнул бывший муж, а я напрягла свои локаторы, чтобы точно все расслышать. Мне, как паломнику антиморализма было наплевать, что подслушивать плохо и вообще это неэтично. Это непрактично, не знать всей правды, ведь тот кто владеет информацией-владеет миром.
Я переступила с ноги на ногу, находя удобное положение. В туфлях на шпильке это невозможно, но когда дело касается любопытства такие преграды, как неустойчивая колодка ничего не решают.
— Ну что ты как не родной, Вась? — риторически громыхнул Рубенской. — Что ты мне такого можешь рассказать чего я не знаю? Не стесняйся, колись, как трахал мою жену.
— Да пошёл ты… — процедил Вася. А меня кольнуло непонятное беспокойство. Откуда мужу знать, что между мной и его другом что-то было?
— Моралист, — протянул благоневерный, — а когда ты спорил на тачку, что уложишь мою жену в койку, где была твоя мораль?
— А твоя, когда ты предлагал этот спор, все ещё не веря, что я пересплю с Алисой?
У меня похолодело сердце. Я сминала край своего плаща и не верила тому, что услышала. Эти два оленя поспорили? Что один переспит со мной? На машину? Господи, что за ослы, не могли уж на квартиру спорить? А то я как-то дёшево себя ощущаю.
— У меня ее никогда не было, — ехидно отозвался Миша. — Слушай, мне вот что интересно, когда Алиска кричала под тобой, ты чему больше радовался: что уложил ее в койку или то, что поимеешь с меня машину?
— По твоему в постели с твоей женой мне больше подумать не о чем было? — зло и хрипло отозвался писатель. А у меня зачесались руки, язык и левая пятка, потому что терпеть эту старинную игру «померимся причиндалами» сил не было. Я ещё обдумывала как бы поэффектнее заявиться на глаза этим спорщикам, но Рубенской снова сбил меня с мысли.