Трудное счастье мое (Шугар) - страница 117

— Что мы будем делать дальше?

Паша снова хмурится, он точно не хочет ничего решать. И я не хочу драмы, но знаю — моих сил больше так жить нет. И дело тут даже не в его недо-любовнице, я готова махнуть на нее рукой, не так уж она и важна, но я не позволю и дальше задвигать себя в угол.

Паша не торопится отвечать, и я просто ухожу в детскую, на Маринкину кровать. Не могу находиться с ним в одной комнате, и, тем более, делить постель.

Утром наше молчаливое противостояние продолжается. Паша дважды пытается завести разговор, но не находит отклика даже у недовольного сына, — Андрей обижается, что мы не остались с ночёвкой в гостях.

Я не скажу, что сильно злюсь на мужа, но чувствую прежнюю холодность и не хочу пересиливать себя и вымучивать общение.

Не выхожу провожать Пашу в прихожую и это, вкупе с отсутствием завтрака и долгим поиском свежей рубашки, кажется добивает его, — днём он опять пытается завязать разговор, теперь уже в мессенджере. Надо же, оказывается, вполне можно найти минутку для меня, стоит только захотеть.

Я отмалчиваюсь и не тороплюсь читать сообщения, но через главный экран вижу — Паша зовет вечером к Смирновым. Отличное предложение, просто восхитительное, и полностью в стиле Паши. Зачем самому предпринимать усилия, если можно воспользоваться помощью друзей? На то и рассчитывает, что я отвлекусь, расслаблюсь, с Натальей поболтаю, с Иваном перекинусь парой слов, и все как-то само собой решится.

После обеда Ольга Анатольевна отправляет меня к Бесстужеву с очень срочным отчетом. Кто бы сомневался, у него все бумаги очень важные и совершенно необходимые вот-прям-сейчас.

Я, поддерживая свое странное настроение, по привычке злюсь и мысленно бурчу даже на Артема, хотя он вообще не при чем, но, стоит мне войти в кабинет и увидеть его, внутри словно лопается невидимая струна и душевное оцепенение покидает меня рваным выдохом.

— Привет. — Артем поднимается из рабочего кресла мне навстречу, неявно улыбается, а я в его улыбке вижу больше, чем могу объяснить словами.

Там и глубокое переживание, и искреннее участие, и радость от встречи.

— Присаживайся, — он отодвигает для меня ближайший к себе стул, и, пока я усаживаюсь, делает несколько глубоких вдохов над моей головой. — Ты как? Все совсем плохо?

— Почему это? Нормально. — Я пожимаю плечами, но вижу неверие в его глазах и вздыхаю, — он же оборотень, а я постоянно забываю об этом и о его особенности ощущать мои эмоции. Приходится поправить саму себя. — Почти нормально. Более-менее.

Артем продолжает смотреть и улыбаться глазами, сохраняя при этом видимую серьезность, и я знаю — его улыбка — подтверждение радости от встречи со мной. Его радость греет сердце, заставляет расслабляться и смотреть на мир иначе — через призму его теплоты.