Артем держал меня крепко, но нежно. Так сжимает своего ребенка мать в моменты опасности. У самого сердца, под руками-крыльями, прижимая к груди и животу. А я, подавившись собственными эмоциями и утонув по макушку в его, тяжело и глубоко дышала густым мужским запахом и почти не моргала, рассматривая плетение нитей на ткани мужской сорочки. Артем тоже дышал, даже не так, — он безудержными глотками пил мой запах. Зарывался носом в волосы, горячо выдыхал в макушку и кажется, постанывая. Или порыкивал, но совсем не страшно, а так, что мне хотелось расплакаться от его жажды, и от своей тоже.
Глупо, да? Как можно так расклеиться от простых объятий?
Ладно, кого я обманываю, где тут простота? Меня так за всю жизнь, кажется, не обнимали. До хруста в ребрах, до темноты в глазах. Со стоном, с рычанием, с отчаянным голодом. Мы точно обнимаемся сейчас, а не любовью занимаемся? Я уже ни в чем не уверена, кроме, пожалуй, того, что дистанцию выстроить не получиться.
Я не смогу. У меня не выйдет. Я увязла в этом невозможном мужчине, как муха в сахарном сиропе. И чем больше дергаюсь и пытаюсь выбраться, тем сильнее сладкая патока склеивает мои лапки и крылья.
— Напугал тебя? Прости… - жесткая щетина царапнула ухо, но мягкий поцелуй сразу "залечил" грубое прикосновение, и, прежде чем я успела запоздало возмутиться хоть и приятным до мурашек, но излишним нежностям, Артем отпустил меня, отошёл на шаг и нарочито покаянно посмотрел.
Это просто испытание для моих нервов. Разве можно ТАК смотреть? На меня вообще не нужно смотреть, я отчёт принесла, а взглядами своими пусть секретарш балует. Вон они у него какие… смотрибельные.
— Что с тобой? — Серые глаза хитрым прищуром прошлись по моему лицу и вспыхнули острым огоньком радости. — Леееен…
Я открыла рот и тут же беспомощно захлопнула его. Ну что я скажу? Признаться в чужеродной мне ревности? Да с какой такой стати? Никогда в жизни Пашу не ревновала и не собиралась даже, а уж там поводов за годы супружеской жизни было предостаточно. И теперь Артема ревновать? Чушь какая..
Но почему он так сладко улыбается? С чистым мужским самодовольством, как кот, нализавшийся жирной сметаны?
— Лен, ты как, привыкла к мысли об оборотнях?
Ага, привыкнешь к такому за пару дней. Но, в целом и общем, — да, я приняла тот факт, что внутри человеческого тела Артема прячется зверь.
— Тогда я ещё кое-что расскажу про нас. Ты должна знать, с моей стороны будет нечестным скрывать эту информацию. — Артем задорно подмигнул, опять шагнул ближе, обнял меня, уже по-другому — спокойно и бережно, и продолжил: — Все оборотни обладают развитым чутьем, наше обоняние помогает составить полную картину мира. Настолько полную, что по запаху я, например, чувствую твои эмоции. Практически читаю тебя, как открытую книгу. И мое обоняние сейчас говорит мне — ты ревнуешь. Сильно, мучительно и совершенно напрасно.