– Ребята, если бы вы знали, как я рада всех вас видеть. – Задорно кричит она, одаряя всех взглядом дикой голодной кошки. – Мне с вами так хорошо. Пусть мы вместе пережили много неприятностей, но я счастлива, что у меня это было…
– Отличный тост! – Геракл вскакивает, и снова его резкое движение передаётся кальяну, который начинает угрожающе раскачиваться.
***
Все, как по команде хватают стаканы, которые брякают, врезаясь в центре круглого стола. Хрупкий Светкин бокал не выдерживает удара и его, отломленная ножка падает на стол.
– Ну теперь только до дна, Светик! – Ору я, обнимая её плечо.
А она и не против. Медленно запрокидывая голову назад, большими глотками выпивает всё содержимое и залихватски выбрасывает остатки бокала себе за спину.
«Браво!» – орём мы хором, лупя в ладоши.
Она смеётся, неистово и утробно хохочет, не отводя от меня диких глаз. Со стороны может показаться, что я очень смешно пошутил, хотя, за последние несколько минут, ни слова не вымолвил. Приготовленное Буратиной зелье сделало её ведьмой. Мне кажется, что её белоснежная улыбка изменилась, и сейчас вместо резцов, как кривые ножи сверкают два клыка.
– Ты чё туда подсыпал? – говорю я, и мой голос тянется, как расплавившаяся на солнце жвачка.
А Светка, не переставая хохотать, царапает моё запястье острыми ярко алыми коготками.
– Ты помнишь своё обещание, Слава?
Я мгновенно становлюсь мишенью доброго десятка, целящихся в меня расширенных зрачков.
«Какое ещё обещание?» – спрашивают эти глаза.
– Ребята, мне сделали предложение! – Срывающийся на смех голос, отдаётся в моих ушах долгим эхом.
«Что она делает? Зачем это?».
– И я его приняла. Уже очень скоро, мы улетаем в Америку!
– Куда-а? – Поночка подставляет к уху ладонь, как слабослышащий старикан.
– В Аме…– Рот Уксуса застывает в открытом положении.
Буратина же радостно хлопает меня по спине. Уж он-то прекрасно знает, кто запустил этот шар первым.
– Ну вот и чудненько! Значит летим втроём. Всё как нельзя нарядно! За это надо выпить.
Наше, образовавшееся минуту назад эмигрантское трио чокается между собой, и выпивает, в то время, как остающиеся на Родине патриоты, исподлобья смотрят на картину маслом.
Геракл, до которого смысл разговора дошёл последним (не мудрено, он ведь не прикладывался к волшебному мундштуку), смотрит на нас исподлобья.
– Значит свалить решили? К нашему стратегическому противнику? – Его, выплёвываемая через брезгливо оттопыренную губу, речь похожа на зачитываемый трибуналом приговор. – Раньше таких называли перебежчиками…предателями…
Коллегия присяжных в лицах Поночки и Уксуса, одобрительно и хмуро кивает.