Толпа, под руководством учителей, начала выстраиваться в строй, дети заняли центральные позиции по периметру здания, родителей оттеснили назад, где они сомкнулись плотными рядами, буквально вжимаясь в бетонные стены школы из-за нехватки места. На импровизированный сцене появился директор.
– Дорогие друзья! В этот прекрасный и волнительный праздник я рад приветствовать вас в стенах нашей школы. Ребята, сегодня многие из вас пришли в первый класс, сегодня начинается ваш путь в удивительный мир знаний. Уважаемые родители, бабушки и дедушки! Желаю вам терпения и взаимопонимания с вашими детьми, прошу вас быть им надежными помощниками в освоении школьных дисциплин, – директор открывал линейку торжественной речью.
Он все говорил и говорил, Олеся уже не понимала смысла слов. Она смотрела на него во все глаза. Он ли это? Сколько лет прошло, когда она видела его вот так, на школьном дворе? Ее ли учитель это был? Безупречно одетый, в элегантном темно-сером костюме, вероятно, сшитым на заказ (так хорошо он на нем сидел), директор спокойным, уравновешенным голосом приветствовал собравшихся, казалось, никто и ничто не может сбить этого человека с толку, увести с намеченного пути. Он не просто твердо стоял на ногах, он врастал в эту землю, пуская корни, но в то же время мог разом взлететь, если вдруг появится такая необходимость. Он ли называл ее Олесенькой? Глядя на этого самоуверенного и в некотором роде надменного мужчину, Олеся не узнавала в нем своего ПалИваныча. Это был Павел Иванович Козаренко, директор школы, смотревший вдаль отчужденным, строгим и безапелляционным взглядом и понимающий, что ему все по плечу. Он оценивающе пробежался глазами по толпе, не заметив Олесю. И не нужно ей это было, она невольно, несознательно спряталась от этого обдающего холодом взора за родную Сашину спину, так и простояв до конца линейки.
Радостные дети помахали родителям с крыльца школы и скрылись за дверью. Эпицентр веселья переместился в коридоры и классы, и звенящие ручейки детей потекли «по тихим школьным этажам». Двор опустел, чтобы вновь ожить через два часа, когда юные школьники выскочат навстречу мамам на улицу после первых в своей жизни уроков.
На глазах Олеси стояли слезы. Какими они были, почему вдруг возникли, она не могла понять. То ли это были слезы умиления, ведь ее дочь сегодня пошла в первый класс, в ее школу, то ли ностальгия по прошлому – по сумасшедшему и задорному 11 «Б», то ли разочарование от недавнего любовного эпизода, так больно ранившего и без того беспокойное сердце. «Олеся, Олеся, вероятно тебе привиделись все эти нежные письма. Либо попали они к тебе из прошлого, может быть, из параллельной реальности. Этот человек не мог писать такие письма. Его сердце состоит из камня, а, возможно, и нет его вовсе, сердца этого, – Олеся размышляла по дороге домой, – пей свои таблетки и выкинь его из головы раз и навсегда».