– Теперь становится ясно, откуда вокруг этой темы собираются странные личности, – произнес Дима.
Они до ночи перебирали информацию из различных источников, понемногу добавляя к своей версии новые, порой противоречивые обстоятельства событий. Так и не договорившись, решили продолжить обсуждение утром и разошлись каждый по своим диванам.
Ночью Диме опять снилась странная истощенная старуха, сидящая возле потухшего костра. Света вокруг практически не было, и тлеющие переливающиеся жаром угли высвечивали фрагментами жуткий старый острый подбородок и ноздри. Глаза ее, казалось, не нуждались в дополнительном освещении, горели, словно кошачьи. Дима осторожно прохаживался, приминая тихую траву и прячась за ближайшими стволами исполинских древних деревьев, крону которых в совершенной тьме рассмотреть было невозможно. Кроме безостановочного шептания старухи, Диме казалось, что где-то позади трещат пересохшие мертвые сучки, вздыхающие и охающие стоны, а, может, это играл слабый ветер, шелестя опавшими жухлыми листьями. Старуха, казалось, совершенно не замечает ничего вокруг. Она считала бусины на выбеленных четках одной рукой, второй же перекладывала загадочные резные жетоны из одной кучки в другую, попутно отбрасывая некоторые в тлеющее нутро угасающего костра. Каждый глухой удар о раскаленную поверхность создавал целый сноп искр, уносящихся вверх и рассеивающихся в окружающем стоячем воздухе. Затем старуха замерла, перестала шептать и одним ухом повернулась в сторону Димы.
– Мальчик мой, – скрипучим голосом, еле слышно произнесла она. – Присядь к костру. В это время всегда холодно. Не бойся старую бабушку.
Дима вздрогнул. Он стоял, не шевелясь и даже не дыша. Старуха сидела неподвижно в полуобороте, ожидая от него хоть какого-то действия. Спустя несколько мгновений она вздохнула и вернулась к счету бусин.
– Я потеряла своего отца, – дрожащим тихим сиплым голосом прошелестела она. – Ты приведешь меня к нему. Ты же хороший, умный мальчик.
Шорох позади стал более явным, кто-то потихоньку молча приближался к Диме. Он тяжело задышал, сбивая подбившую диафрагму панику, стараясь не закричать от испуга. Рядом, буквально в полуметре от него, двигался очень худой человек в грязной разорванной одежде, неся перед собой валун темного цвета. От него веяло чем-то неприятным и сладким, иногда пробивался далекий запах канализации. Волосы на голове висели грязными комками, местами проглядывали проплешины. С другой стороны появился такой же странный человек с валуном в руках, только более старый на вид. Лиц Дима разглядеть не смог, но видел, как их тонкая, как пергамент, кожа просвечивает черными ветвящимися венами по голове, тонкой змеей по шее спускаясь за воротник. К костру отовсюду приближались мрачные тихие тени. Подойдя к старухе, они молча роняли свои валуны, а затем неуклюже сцепились за руки и начали водить жуткий хоровод. Ни пения, ни голосов, только заплетающиеся друг за другом шаги. Трава под ними начала быстро втаптываться, образуя идеально ровный круг, а затем и вовсе начала быстро увядать, сворачиваясь и уходя обратно в землю. Старуха стояла в центре, рядом с костром, и была на голову выше собравшихся. Она неотрывно смотрела на Диму, ее серые глаза с черным, словно миллионы черных дыр, пульсирующим зрачком буравили, обжигали, будто приближались к лицу.