— Каким?
— Улыбающимся! — отвечает она, и я только сейчас осознаю, насколько счастлив быть с ней.
Я несу ее к воде, и Бекки даже не думает сопротивляться. Иду, пока вода не начинает доходить до талии. Океан обнимает нас. Тихо шепчет свою песнь. Сближает еще сильнее. Это возможно?
Аккуратно спускаю ее с рук. Вода захлестывает ее чуть выше груди. Я крепко держу ее за талию. Бекки встает на носочки и тянется ко мне, но я не поддаюсь на провокацию. Целую ее в лоб.
Мы просто стоим в воде обнявшись, пока моя девочка не начинает дрожать. Мне не хочется выходить. Я, она и океан. Я хочу срастись с ней, стать единым целым.
С плаваньем как-то не срослось. Я опять вспоминаю про довольно свежий шов, и тяну ее к берегу.
Мокрая майка красиво облепляет грудь. Как бы эти капельки удобно улеглись в ладонях.
— Сними майку.
Вместо того, чтоб повернуться спиной, Бекки стягивает футболку и остается передо мной почти голой. Я, стараясь не смотреть, укутываю ее рубашкой и обнимаю, чтоб согреть. Это так лицемерно не смотреть, когда ее обнаженная грудь — это нечто целомудренное.
Я жажду прикосновений. Не упускаю шанса коснуться ее. Каждый раз убеждаю себя, что это только ради ее блага. Согреть. Успокоить. Позаботиться. Я ищу прикосновений и боюсь их, потому что с каждым новым объятием, мне все сложнее разорвать швы, которыми так крепко сшиты.
Я менял повязки, кормил с ложечки, носил на руках до ванной комнаты и обратно, и мне нравилось быть с ней, чувствовать себя нужным. Незаменимым. Мы стали ближе, и теперь она требует от меня все больше ласки и внимания.
Ложится на пиджак и подминает его под себя.
— Расскажи что-нибудь, — просит тоном капризного ребенка.
— Что, например?
— Историю.
Я ложусь на песок рядом с ней. Меня сейчас ничего не сдерживает. Мои ужасные поступки не значат для нее ничего. Я, Бекки и пляж. А еще ей безумно идет моя рубашка.
— Я не умею рассказывать сказки.
— Ты не рассказывал сказок своей дочери? — спрашивает она. Глаза у нее как у психбольной. Нашла способ уколоть меня.
— С чего ты взяла, что она у меня была?
— Я неглупая, Митчелл! — Перекатывается на живот, чтоб удобнее было ловить мои реакции. Она как детектор лжи.
— Я не хочу об этом говорить, — твердо говорю я и отворачиваюсь. Тот факт, что я ее люблю, вовсе не дает права ковыряться в моих кровоточащих ранах.
Она садится, обхватывает колени руками и притягивает их к себе. Я слышу всхлипывания. Нарочито громкие. Хочет, чтоб ее пожалели.
Я был слишком резок. Так нельзя. Обнимаю ее за плечи. Собираю слезинки кончиками пальцев.
— Прости!