— Нет. Не могу. Лучше что-нибудь почитаю дома.
Мама коротко вздыхает, она уже знает, что спорить со мной бесполезно.
Каждый вечер мы сидим с ней на кухне в полутьме и пьем облепиховый чай. Иногда даже разговариваем о Саше. Днем я не позволяю себе о нем думать, иначе сдамся, брошу работу и опять слягу в кровать. Здесь нужен четкий самоконтроль. Но вечерами на меня часто нападает меланхолия. Либо взахлеб рассказываю маме о нем, либо замыкаюсь в себе. И тогда ни слова невозможно вытянуть из меня даже раскаленными щипцами. Мама привыкла, она меня понимает, замечает даже малейшие перемены в моем настроении и никогда ни на чем не настаивает.
— А знаешь, какой подарок он сделал мне на 8 марта? — вспоминаю. — Он отвез меня в горы. Ты помнишь, я давно об этом мечтала. Там был снег. Я впервые каталась на лыжах, Сашка научил! Не думала, что можно запросто встать на лыжи и помчаться. Рядом с Сашей ничего не страшно. А вечером мы, уставшие, еле добрели до гостиницы. Я ведь тогда уже была больна и еле стояла на ногах. Он набрал полную ванну теплой воды и высыпал туда целое ведро лепестков роз. Это лучшие воспоминания в моей жизни.
— У тебя будет еще много счастливых дней и новых воспоминаний, — мягко говорит мама. — Дай себе немного времени. Все обязательно будет.
Она гладит меня по руке, и я едва сдерживаю слезы. Когда же перестану быть такой нюней? Совсем расклеилась. Будто на Сашке свет клином сошелся.
После разговора я, поддавшись сиюминутному порыву, набираю по памяти Сашкин номер телефона и нажимаю кнопку вызова. Руки дрожат, как от Паркинсона. Зачем я это делаю? Что изменит этот звонок? Абонент недоступен, отвечает механический голос.
Может быть, он вовсе не бросил меня, а с ним что-то случилось? Попал в аварию, под машину, заболел и скоропостижно умер? Могло произойти все, что угодно, а я ничего не почувствовала. Была слишком занята вытаскиваем себя из эмоциональной ямы, и некоторое время вообще обходилась без телефона.
Почему мы, женщины, сразу думаем о плохом? Человек пропал, а мы уже рисуем страшные трагедии у себя в голове. Вот теперь не усну, хочу удостовериться, что с Сашей все в порядке. Дрожащими руками набираю его номер еще раз — гудков нет. Набранный номер недоступен, недоступен…
Так больше продолжаться не может! Снова загнала себя в депрессию. Одно дело знать, что твой любимый человек жив, здоров, и другое не иметь никакого представления об этом. С горечью понимаю и осознаю, что общих знакомых у нас с Сашей нет. Абсолютно некому задать такой простой, но важный для меня вопрос: как он? В прошлом мы были слишком счастливы вдвоем и не хотели ни с кем делиться своим счастьем. Либо же Саша намеренно оградил меня от своих близких и знакомых.