Если быть предельно откровенной, я не знаю, как пережить потерю близкого человека. Наверное, здесь поможет только время. Понадобится год, а, может, и пять лет, чтобы боль притупилась. Нужно время, чтобы избавиться от тупого ножа, который находится внутри и пилит одеревеневшее сердце на куски.
Ты не знаешь, как жить дальше и не видишь смысла в завтрашнем дне. Мысли черны и печальны, ничего не радует. Не выносишь слова утешения, тебя уже от них тошнит. Кажется, что разучилась смеяться и улыбаться. Намерено окружаешь себя мрачными вещами, не выносишь ярких цветов и не включаешь телевизор. Воздвигаешь надежную защитную стену от внешнего мира и живешь в своей тишине, с плотно закрытыми занавесками и запертой дверью. Каждый день бессмыслен и наполнен пустотой. Во сне еще хуже. Туда приходит он, нежно гладит по голове и требует: «Живи!»
Большую часть времени провожу в церкви, здесь мне спокойнее. Когда служба заканчивается, помогаю по мере своих возможностей уборкой — протираю иконы, убираю огарки свечей, либо провожу время в тихих беседах о вере с батюшкой.
Я не забыла про Сашкиных детей и ежемесячно отправляю Людмиле посильную сумму денег. Ведь Никита и Артем — единственное, что осталось на этом свете от моего любимого. Им нужна помощь. Я бы хотела увидеть мальчиков, но кто же позволит? Мила на похоронах Сашки отсутствовала. Вообще больше не видела ее с того дня, как мы встретились впервые у метро. Как она перенесла смерть близкого человека? Очень хотела бы с ней поговорить, но боялась. Боялась, что меня не поймет, выставит на посмешище или унизит.
Зато на похороны приходил Сашкин дядя. Я сразу узнала мрачного седовласого человека, одетого по моде 90-х годов. Так вот ради кого Сашка одевался в старые бандитские вещи, подумала я. Он хотел быть похожим на своего могущественного, как ему казалось, покровителя. На самом деле, этот старый мужчина мог бы с гордостью носить звание «шпана обыкновенная». Эх, Саша, Саша….
* * *
В один ничем не примечательный день решила разобрать Сашкины вещи. Он принес с собой чемодан, но так и не разобрал, не сложил свои вещи в шкаф, на свободную полку. Он словно не желал «бросать якорь» в одном месте и всегда был готов к побегу.
Фирменные рубашки, разнокалиберные джинсы, носки и белье — вот и все, что осталось от него. Переложила вещи в большой пакет — отдам в церковь. На всякий случай проверила карманы во всех вещах, и в джинсах, которые лежали на самом дне, обнаружила ключи и клочок бумаги. На листе написан московский адрес. Чья эта квартира? Неужели… его? Ведь где-то же он жил до того, как переехал ко мне.