– Вей, это же твой отец…
– Это чужой, неизвестный и незнакомый мне человек.
– Но умирая, он думал о тебе.
– Я тронут.
Девушка чувствовала, как он напряжён и растерян сейчас. Она успокаивающе погладила его по руке.
– Я уже сказал, что мне ничего от него не нужно. И это не обсуждается, – резко бросил Двейн, расценив её ласку, как попытку его уговорить.
Она вздохнула и продолжала молча гладить его руку, успокаивая и не поднимая на него глаз.
«Она не понимает. Просто не понимает его». Внутри себя он чувствовал твёрдую уверенность в своей правоте, но она не понимала его. Ему сейчас было жизненно необходимо всё ей объяснить. И чтобы она его обязательно поняла, а не смотрела на него, как на маленького обиженного ребёнка. «Это не обида, не каприз и не прихоть. Она не понимает, что он физически не
может ничего от него принять. Как же ей всё объяснить»? И тут его прорвало.
– Говоришь, он думал обо мне? А о чём он думал, когда бросил меня одного, толком ещё не умеющего ходить и говорить? А о чём он думал, когда будучи состоятельным человеком, оставил гроши на моё существование, только, чтобы я не умер от голода? Где он был, когда меня пинали, как бездомного щенка, когда я маленьким ребёнком тянулся к чужим людям в поисках ласки и тепла, когда год за годом меня унижали, втаптывали в грязь и буквально физически уничтожали? – Двейн не заметил, как повысил голос, переходя на крик, – За все эти годы он не интересовался, жив я или нет. С чего он вообще взял, что есть кому получать его чёртово наследство, и что я не сдох ещё много лет назад в этом проклятом пансионе? Я сам не знаю, как я выжил там… вопреки всему… – он задохнулся от эмоций.
Эбби смотрела на него полными слёз глазами.
– Все эти годы я не мог понять, чем я ему не угодил? Почему, потеряв мать в младенчестве, я стал не нужен своему отцу? – Двейн тяжело дышал от захлестнувших его чувств, а потом обессилев, тихо выдохнул, – Лучше бы он придушил меня сразу, как только я родился, чем обрёк на годы унижений, издевательств и дикого одиночества…
– Может у него были на это какие-то причины? – робко спросила Эбби.
Двейн простонал:
– Эбби, умоляю, не ищи оправдания, там, где их нет. Ты, что не понимаешь, что он просто искупал свои грехи, находясь у последней черты. Откупаясь от меня своими деньгами и поместьями, он успокаивал муки своей совести. Если она конечно у него была, – Двейн неожиданно стукнул кулаком по столу, от чего девушка вздрогнула и закрыла глаза.
– Даже сейчас, пытаясь загладить свою вину, – он с остервенением потряс конверт, – он не оставил мне ни строчки, не попросил прощения… ненавижу… – он сжал кулаки.