Занеся своим вихрем в холл запах влажной листвы, Полина, улыбаясь и храня на себе поцелуи первой любви, наткнулась на леденящее лицо вернувшегося в столицу отца, который хрипло-разъяренным тоном приказал ей следовать в библиотеку.
– Как у тебя только совести хватило?! – прогремел Иван Тимофеевич, пока Мария Павловна, сидя в кресле в тени, хранила молчание.
Мария всегда была недосягаема для бытовых встрясок, а отец воспринимался каким-то пластилиновым, хотя в детстве вызывал у Полины восторг своей щедростью и незлобивостью по сравнению с матерью, которая не упускала возможности указать ей на промахи.
Полина продолжала стоять, испепеляюще глядя на обоих. Опоганили, опошлили то прекрасное, что она обрела. Разве они понимали, в каком вихре запахов, прикосновений и света она теперь жила?! Многое обесценилось совершенно, а другое, напротив, приобрело удивительный смысл.
– Что ты молчишь? Совсем ни о нас, ни о сестре не думаешь! Хорош двадцатый век, раз незамужние девушки считают себя в праве вытворять такое!
– Не обязательно молодежь прогнила. Возможно, причина в вас.
– Причина?! Причина в нас?!
– Да, в вас! – заорала Полина, едва сдерживая слезы стыда и обиды. – Нам претит ваша безынициативность, нытье! Вы ничего не можете сделать на благо! И вы хотите, чтобы мы вам были подпоркой?! Вы гниете заживо и нас пытаетесь утащить за собой!
– Да как ты смеешь, дрянь! – завопил Иван Тимофеевич.
– Я не хочу больше отвешивать реверансы каждому вшивому генералишке, сделавшему состояние на пьянстве и связах, не хочу носить неудобные платья и зависеть от других! Я люблю! Ты вообще знаешь, что это такое – любить?!
– Любишь?! А последствия?! Или из-за твоей любви вся семья должна кануть в безызвестность?!
– Сейчас не те времена, отец. Не о том ты думаешь.
Не дожидаясь, пока ее отпустят, Полина бросилась из комнаты. Иван Тимофеевич через некоторое время понуро повернулся к жене.
– Почему ты молчишь?
– А что ты хочешь от меня услышать?
– Что?! Чтобы… чтобы ты меня поддержала! Наша девочка…
– Но это было бы с моей стороны лицемерием. Дочь пошла по стопам матери, только и всего. С одной только разницей – она влюблена. В этом нет греха.
– Нет?.. Но что же нам делать теперь?
– Известно, что делают в таких случаях.
– Увезти ее?
– Только если он откажется жениться.
– Надо было раньше думать о женитьбе. Прежде чем соблазнять нашу дочь, – проворчал Иван Тимофеевич, странно утихомиренный спокойствием жены.