Он шел по продуваемой несмотря на весну петроградской набережной, лоснящейся в белом отскакивающем от Невы солнце. И по обыкновению не унывал, раздумывая, какие из своих связей задействовать в первую очередь, чтобы получить для начала крышу над головой и копейку. По сложившейся традиции все его родные успели завербоваться эмигрантами.
И тут он увидел ее. В несуразном пальто и с неизведанным им выражением сосредоточенности. Она шла чуть неуверенно, как будто не зная дороги, по которой хаживала сотни раз.
– Вера, – пробормотал Матвей, еще не понимая, рад ли он столкновению и вспоминая то, что натворил в их последнюю встречу. Радость и раскаяние через мгновение пересилили стыд.
– Вера, – позвал он чуть громче, в странной надежде сознания, что будет услышан, потому что сам слышал себя.
Но она почему-то услышала. Резко развернув голову к нему, будто откуда-то вырываясь, она дрогнула. И резко зашагала прочь.
– Вера, – повторил Матвей уже в третий раз, чувствуя себя ослом, поскольку больше ничего из себя выдавить не смог.
Матвей поспешно приблизился к ней, она отвернула голову, но всей своей позой выражала ожидание. Ее изящество, несоответствие содержания и замызганной оболочки даже в этом несуразном пальто растрогало Матвея. Он испытывал горечь, но самонадеянно верил, что слишком хорош и непременно заслужит прощение. И это действительно пленяло. Он опасался начать, опасался разрыва, но что-то подсказывало ему, что он ей не ненавистен, что затронул какие-то верные струны.
Вера тихо пошла дальше, давая ему возможность присоединиться к себе.
– Какой сюрприз, – произнесла она только.
Матвею показалось, что она сказала это резко. Он охотно услышал это в ее нейтральной интонации.
– Я… Вера…
– Ты вовсе не Вера, – она внутренне посмеивалась над ним, но не показывала виду. – Ты демобилизовался?
– Войне конец. К досаде страны, любящей отдавать своих детей на бойню, – ответил Матвей, досадуя на собственную нелепость.
– Знаешь, я думала, что больше тебя не увижу.
– Вера я… был таким… прости, – слова посыпались из него свободно, потому что Вера находилась в каком-то спокойном, даже отрешенном состоянии. – Ты… очень злишься на меня? – Матвей сам поморщился мертвой неестественности своих слов.
Вера видала людей, прошедших бойню. У них не оставалось столько островков юности, как на лице Матвея.
– Кем ты был? – спросила она пораженно.
– Санитаром.
Вера стыдливо помедлила. Стезя, уготованная ей, если бы она не была такой букой.
– На чьей стороне?
– На обеих.
– Разве так бывает?
– Когда не калечишь людей, а помогаешь им, бывает.