Порой им все надоедало. Они обвиняли друг друга в манипуляциях и не разговаривали днями. Но все возвращалось обратно. Естественность была главным, что проступало между ними. Они надрывно кричали друг на друга, а потом так же громко смеялись над собственной глупостью.
В тайном уголке сознания Веры отложился греющий факт, что, где бы она ни плутала, как бы не разбивалась, она не останется в одиночестве. Это действительно помогало. При всей своей видимой беспечности Вера ревностно, почти маниакально следила за тем, кто вторгается в ее жизнь. Может, она слишком заигралась в подражание Полине. Так, что сама поверила. А, может, их безумное время, кишащее нововведениями, самоубийствами и исчезнувшими, о которых не хотелось думать, выточило ее себе под стать.
– Останешься сегодня? – голос Веры пропитался хриплой зазывной игривостью. Зачаровывали его цветочные напевы.
Она начала покусывать его шею, скрепила руки на талии.
– Пожалуй, – заинтригованной улыбкой отозвался Матвей, ощупывая ее глазами снизу-вверх.
Он никогда не вызывал у Веры отвращения или страха – блестящие волосы, кожа, теплая и пахнущая… Женщиной? Ребенком? Здоровьем? Излишняя мужественность отстраняла Веру, а женоподобность вызывала насмешку.
Наполненность любви. Заполненность. Заполоненность. Изгибы шеи и тихий блеск мерцающих волос. Античная чистота, не замаранная лишними акцентами косметики.
То, что происходило между ними, становилось ценным и прекрасным, особенно маринуясь в воспоминания. В процессе они были слишком оголтелы, слепы или бессильны, чтобы что-то понять толком, по-настоящему оценить или отринуть приблизившихся людей и события. Воспоминания же сдабривались идеализацией и становились чем-то третьим, отвлеченным и не претендующим на объективность.
За годы брака они так и не дошли до черты, когда им было бы лучше порознь, чем вместе. Они ссорились – часто из-за претензий Веры, ее критики в его адрес – то или иное неизменно в Матвее казалось вопиющим. Но каждый вечер заканчивался одинаково – Вера просила укрыть ее одеялом. Если они были в ссоре, она засыпала с противным гудением на коже рук и спине. Ей невыносима, дика и неестественна была мысль, что Матвей может исчезнуть из ее жизни, что из-за каких-то внешних мелочных недостатков люди порой отказываются от того, что наполняет их существование нежностью. Она лишь хотела немного растормошить его, избавить от периодически снисходящей на него аморфности. Видя его таким, Вера делала мелкие глупости в надежде, что он исправит их, положит на нее свои теплые ладони. А Матвей лишь лениво иронизировал в ответ. И Вера взрывалась.