– Да, я болен, – подняв глаза на женщину, спокойно ответил Кай. За время путешествия он привык к разным вопросам. Привык реагировать спокойно и безразлично – впрочем, как и до этого… Хотя с некоторых пор он стал удивляться тому, как добры порой и люди, и животные. Раньше этого он не замечал. Отчего же все так интересуются? Неужто им не все равно?
– Я не спрашиваю, что с вами… Эх, вам бы поговорить с нашей Амалией. Даже если она не сможет помочь, поверьте, на душе станет легче.
– Амалия – кто это? – исключительно ради приличия спросил Кай.
– Наш ангел-хранитель, – улыбнулась пожилая женщина, и морщинки лучиками скользнули к вискам. Но улыбка быстро погасла. – Правда, сегодня я не видела ее. Она сама захворала.
Хозяйка сокрушенно покачала головой.
– Слегла. Такая беда… не знаю, чем ей помочь. Никто не знает. Марта приходила, говорит, что лежит, бедная, встать не может, знобит ее. Повторяет, мол, холодно ей, холодно. Мол, зима пришла. Никак бредит? Какая зима? Вон погода какая чудесная, тепло совсем… А она заладила – зима пришла, лед пришел, снег мол, снег. О, что я вам все это говорю, вы же не знакомы с ней… Извините. Пойду… может, Марта приходила, а я не видела… аптекарь должен был приготовить для Амалии лекарство… спрошу…
Женщина ушла, не стесняясь, вытирая платком мокрые глаза. Кай думал о том, что вот, у кого-то горе – видимо, любят сильно эту Амалию, раз так переживают. Эх… Кругом горе. Их так много, горя и беды. И у него, у Кая, тоже беда.
Вопреки обыкновению ему отчего-то стало жаль девушку, которую он никогда не видел.
Посреди ночи Кай проснулся от криков, доносившихся с улицы.
Слышались и мужские, и женские голоса – кто-то плакал, кто-то звал на помощь, кто-то отдавал распоряжения. Явно происходило нечто из ряда вон выходящее – и Кай, не раздумывая, выскочил из дома и…
И сразу окунулся в сумасшествие.
Было людно, словно днем. Как угорелые, все спешили куда-то, мчались в одном направлении. Кай, спросонья поддавшись общей истерии, очутился в толпе, человеческий водоворот подхватил его и вынес к дому бывшей Безумной Марты.
Старенький дом горел. На фоне чернеющего в глубине ночи неба он выглядел как игрушечный – кукольный домик, ярко светящаяся страшная и притягивающая картина. Спичка, огромная спичка, вспыхнувшая и которую ничем не потушить, пока не сгорит до тла.
Свежевыкрашенные стены лизали языки огня, жадно и неистово. Пламя вырывалось из окон, еще немного – и займется крыша.
Двое мужчин держали Марту – пытаясь вырваться из сильных рук, она рыдала и кричала:
– Пустите меня! Пустите! Амалия! Амалия!