– И не говори. Было круто! Я ногу подвернула, когда танцевала на столе.
Невольно улыбаюсь. Они такие разные с мужем. Как только уживаются?
– Ну ты же знаешь закон: если было хорошо, потом всегда плохо.
– Эй! – Ира грозно машет пальцем перед моим лицом. – Отставить пессимистичный настрой! Замечу хмурой, будет хуже, поняла?
– Так точно, – сквозь смех отвечаю я.
– Расскажешь, что у тебя с Никитой, а?
– Ничего. И не делай такие глаза! – отрезаю, не желая продолжать разговор.
Но от Пустовой просто так не отделаешься. Она достает меня всю дорогу и не отлипает, пока собираем спортсменов. Только когда подходим к нашей палатке, Ира замолкает резко. Даже подозрительно. Поднимаю голову и смотрю в ту сторону.
– Вот же! – ругается она. – Проныра!
Это она про Аллочку, которая с маркером танцует вокруг Горского, как ведьма на шабаше. Ей бы еще бубен в руки – вылитая будет.
Что-то неприятно колит в груди. Злюсь сама на себя за разочарование, которое предательски жжет внутри. Ненавижу это чувство. Поэтому так живу, поэтому ничего не жду. Не хочу ждать! Но подлая человеческая натура все равно лезет. Делает слабой, навязывает какие-то ожидания.
Я глушу чувства одним точным ударом.
В палатку мы заглядываем, когда представление кончается. Спасибо Ире, она больше не лезет. Намеренно опускаю взгляд в песок – да, как страус, и что? Быстрее и громче обычного зову ребят к себе. А внутри скребет, скребет. Размечталась, да?
Нет.
Пока пловцам проводят брифинг перед заплывом, рассказывают, как проходить поворотные буи и плот кормления, я все пытаюсь отделаться от назойливого внимания взрослого мужчины, которого подослала Пустовая. Да что там взрослого – старого! Тот нашептывает мне о грядущих переменах в Федерации Плавания, а я только и вижу его противные тонкие усики над верхней губой. Не слушаю, не вникаю…
– Девочка Рада.
В два счета нахожу «источник» звука. Сейчас я почти счастлива его видеть, хватаюсь за соломинку. Поворачиваюсь, скрещиваю руки на груди, незаметно вытираю об майку вспотевшие ладошки.
Горский стоит метрах в пяти. Волосы спрятаны под желтую шапочку, тело обтянуто костюмом. От щетины не осталось и следа, но странным образом он не кажется младше. Наверное, из-за обжигающе ледяного взгляда, который делает загорелое лицо с крупным носом серьезнее.
Той ночью он выглядел как-то иначе. Безмятежнее, что ли.
Не вспоминать.
– Может, если выиграю, поплывешь со мной?
Ну зачем вспоминаю?
– Ни за что на свете.
Я тараторю, как скороговорку произношу. Он ловит меня на этом, а я ловлю его ухмылку – всего одно движение уголков губ, но ловлю.