Но вокруг всем плевать, а Ира уже бросается обнимать меня.
Я впервые за три дня иду на награждение. Стою в стороне, выглядываю из-за плеча длинноволосого парня, что закрывает мне весь обзор. Тот жестикулирует и дергается постоянно, мешая шпионить за Горским.
Когда победителя наконец объявляют, все громко аплодируют, даже свистят. Припадочный передо мной тоже поднимает руки и подается вперед, а мне не видно!
– Мне ничего не видно, – бормочу я.
– Что? – неведомым образом парень слышит и оборачивается так некстати.
Я чуть заваливаюсь на него. Чтобы не упасть, хватаюсь за плечи и негромко вскрикиваю от неожиданности. Ну как негромко – это мне так кажется. А взгляды зрителей внезапно так направляются в мою сторону.
Я краснею, поджимаю губы, но с достоинством пячусь назад – движения плавные, подбородок задран. Спотыкаюсь, лишь когда встречаю глаза Горского. Магниты в деле, притягивают. Не могу пошевелиться секунду или две, пока он сверлит меня взглядом из-под бровей, а затем не скрываюсь в толпе.
Ира вместе с мужем находят меня позднее, все на том же понтоне. Рассказывают про завтрашнюю вечеринку по поводу закрытия чемпионата и свои грандиозные планы. А ночью я ворочаюсь и не могу уснуть, все думаю о том, что может быть. А может и не быть вовсе.
Утром на сборе перед марафоном в шестнадцать километров я не нахожу Горского. Он не участвует? Надо было заранее списки посмотреть, меньше волновалась бы. И да, он жутко травит мои мысли. И нет, я совсем не расстраиваюсь, даже расслабляюсь слегка.
Не тревожусь, пока краем уха не слышу от других ребят, которые собираются плыть, что Горский еще накануне вечером улетел на сборы перед очередным чемпионатом.
Секунды бегут, люди слоняются рядом, а я замираю.
Чудес не бывает. Все-таки забыла, да?
Никита
Дорога из Шереметьево окончательно убивает во мне все живое. Я почти месяц слонялся по миру – сборы, соревнования в Европе, рекламный проект. Что ни говори, а раньше я так не уставал. Или не циклился на этом, шел дальше и дальше. Пока не уперся в стену.
Победы больше не приносят удовлетворения. Оставляют горький осадок, который со временем превращается в зыбучие пески. Чем ближе отбор на Игры, тем хуже: сомнения гложут с каждым днем все сильнее. Пытаюсь выбить усиленными тренировками, но они уже проникли в подкорку. Даже сейчас зудят так, что хочется разодрать виски в кровь.
Что, если я опять не смогу?
Поднимаюсь в квартиру, разуваюсь и напрягаю грудную клетку, готовясь наконец выдохнуть. Но с порога чувствую, что не удастся: воздух пропитан запахом еды, в зале горит свет, слышны шаги. Не успеваю подумать об этом, как навстречу выбегает Лиля.