Собираюсь отключиться, но тот подливает масла в огонь.
– Она хромает.
И вот почему мне должно быть это интересно?
– Купи, что нужно.
Когда ныряю в воду, наконец отпускает. Голова становится легче, все происходящее – неважным. Есть только я и вода. Чувствую ее, говорю с ней на особом языке. То разгоняюсь, тренирую рывок, то замедляю скорость и работаю на удержание.
Захват воды, толчок. Ноги балансируют тело. Дышу через рот, выдыхаю носом. Траектория, наклоны – все отшлифовано до миллиметра. Но я повторяю раз за разом, испытываю себя: плыву чуть дольше, чуть быстрее, тренирую интервальное плавание.
Выныриваю, когда руку уже сводит. Сжимаю до боли плечо. Нужно что-то с ним делать. После того, как на соревнованиях во время гребка его вывернули под водой, оно не дает мне покоя. Приходится извращаться – держать темп, до финиша не рваться вперед, потому что долго в режиме ускорения плыть с такой болью просто невозможно.
Дышу, пока не стихает. Выбираюсь из бассейна с приятной ломотой в теле – то, что нужно. Первым делом проверяю телефон, много времени прошло. Вижу пропущенный от Севы и решаю перезвонить потом. Он снова будет долбить вопросами по бизнесу, будто ему и правда интересно мое мнение. Это не так. Просто он временно распоряжается моим голосом в совете директоров. Я ведь тоже формально числюсь у отца, хотя ничего не смыслю. Брату нравится работа, вот пусть и разбирается сам.
Все, что всегда волновало меня, все дилеммы в моей жизни всегда были связаны со спортом. Лиля могла ныть сколько угодно, на мой привычный ритм это никогда не влияло. Даже наоборот: иногда я загружался сильнее, чтобы сбежать от головомойки. Главной целью всегда оставалось золото, Лиля часто только мешала, а не помогала.
Лиля.
Когда возвращаюсь, я вижу такси перед домом. Значит, она еще не уехала в аэропорт, хотя я специально задержался в бассейне.
Нахожу ее сразу за дверью – с чемоданом в проходе. Видит меня и улыбается.
– Ты еще здесь? – Я пресекаю выпад, Лиля едва заметно кривит рот.
– Вылет перенесли на несколько часов, – произносит наигранно бодро, а потом добавляет скромнее: – Я ждала тебя. Не хотела уезжать, не попрощавшись.
Я молчу, мне нечего сказать, кроме «до свидания». Тишина давит на нас.
– Я приеду через неделю, не против? Отец очень переживает, и мне не нравится его здоровье…
Она снова тараторит.
– Да, приезжай, – вижу радость на лице и спешу добавить: – Меня не будет.
Ее улыбка тускнеет, голова чуть склоняется вбок.
– Прости, – шепчет она.
– Если ты извинишься даже миллион раз, ничего не изменится.