Да я чувствую! Глаза закатываются, я прижимаюсь еще ближе к нему. Мне так хорошо, когда руки Никиты гуляют по телу, гладят, легко – и не очень – щипают. Ловлю его ладонь, удивляюсь тому, какая я смелая, и веду туда, где больше всего горит. Я настаиваю. Я хочу. Разворачиваюсь почти грациозно, и через миг сижу на Горском верхом.
Я нахожу его губы, целую и вынуждаю Никиту тянуться за мной, сдавливать шею и вгрызаться в мой рот. Чуть кусаю в ответ. Он рычит, а я теряю голову, остатки разума.
– Маленькая моя, – шепчет Никита почти грубо, но целует напротив до одури нежно.
Останавливает мои руки, которые пытаются неумело развязать шнуровку на спортивных штанах. Я мычу недовольно, но в висках стучит – моя, моя, моя.
Затуманенным взглядом нахожу его глаза – кристально-чистые. Замечаю, как напряжен, чувствую.
– Я понимаю, что ты хочешь успеть все. Ты такая – смелая, даже отчаянная, прямая и… жадная, – из его уст это звучит до жути сексуально, а видели бы лицо! – Но мне придется подумать за нас двоих.
– Бред, – злюсь и резко отворачиваюсь.
– Это ведь потому что я уезжаю?
– Неправда! Я была готова сделать это еще тогда!
– А я не должен был тебя трогать, пока не разберусь со всем окончательно! – Никита повышает голос, но быстро берет себя в руки и добавляет: – Ты совсем не думаешь о себе. Я никуда не денусь.
– Я этого не знаю! – Моя очередь бушевать.
– Ты спешишь.
– А ты тормозишь! – в сердцах выпаливаю.
Никита смеется, я дуюсь. Это не похоже на ссору, но я впервые по-настоящему на него сержусь. Правда, ровно до того, как он произносит фирменное «иди ко мне» – это ключ от всех замков.
Сдаюсь. Полностью. У меня нет никаких шансов устоять против его объятий.
Утром, как всегда, Никиты в кровати не оказывается. Человек со стальными привычками, во сколько он вообще встает? В пять? Я на дежурство около шести просыпаюсь, а Никита уже возвращается с пробежки. И это я еще себя жаворонком считала.
– Кофе сделать? – спрашивает он бодро, когда спускаюсь.
Я так плохо выгляжу? Блин, умывалась с закрытыми глазами, даже в зеркало не посмотрела.
– Давай, – соглашаюсь обреченно. – И чего это ты с утра уже так улыбаешься?
Щурюсь и поражаю Никиту вроде бы смертоносным взглядом, а ему нипочем.
– Храпишь ты смешно.
– Чего? – я даже просыпаюсь от такого возмутительного заявления.
– Именно. Полночи слушал. Пришлось бежать на пару километров больше, чтобы взбодриться. Ты как себя чувствуешь, кстати, не простыла?
Прислушиваюсь к ощущениям: да, нос чуть забит, есть легкая слабость, но не больше.
– Не-а. Наверное, Волк храпел, а ты перепутал.