Впрочем, и английские политические методы оставляли желать лучшего. У лейтенанта Хорнблоуэра не было сомнений, что простые ирландцы видели в жертвах правосудия, таких как Вульф Тон или Фицджеральд, святых мучеников за дело свободы. Когда казнят Мак-Кула, такой же ореол засияет и вокруг его имени. Ничто так не способствует поддержке народного движения, как кровь мучеников. Повешение этого ирландца-дезертира только сильнее разожжет тот костер, который Англия пытается потушить. В результате, два народа, побуждаемые одинаковыми мотивами патриотизма и самосохранения, по-прежнему будут продолжать бессмысленную борьбу, которая не может закончиться ничем хорошим для любой из сторон.
В кают-компании появился старший помощник лейтенант Бакленд. Лицо его выглядело усталым и озабоченным, как, впрочем, у большинства старпомов военного флота, отягощенных тяжким грузом обязанностей и огромной ответственности. Он обвел взглядом собравшихся за столом, при этом все младшие офицеры, предчувствуя какое-то неприятное поручение, старались не встречаться с ним глазами и держаться как можно незаметней. Как и следовало ожидать, выбор Бакленда пал на самого младшего из лейтенантов.
— Лейтенант Хорнблоуэр!
— Сэр! — отозвался Хорнблоуэр, изо всех сил стараясь не показать степень своей досады.
— Я решил передать подсудимого под вашу ответственность.
— Сэр? — произнес Хорнблоуэр вопросительным тоном.
— Харт выступит свидетелем перед трибуналом, — пояснил Бакленд, что само по себе было неслыханной милостью с его стороны, — он имел право вообще ничего не объяснять. — Оружейник, который его стережет, — круглый болван, как всем хорошо известно. А нам необходимо, чтобы этот тип Мак-Кул предстал перед трибуналом в целости и сохранности. Я цитирую вам собственные слова капитана, м-р Хорнблоуэр.
— Так точно, сэр, — ответил Хорнблоуэр, да и что ему еще оставалось делать.
— Это чтобы не повторилась история с Вульфом Тоном, — сказал Смит.
Вульф Тон перерезал себе горло ночью накануне того дня, когда он должен был быть повешен. Он умер в жестоких мучениях неделю спустя.
— Если вам что-нибудь понадобится, лейтенант, обращайтесь прямо ко мне, — добавил Бакленд.
— Так точно, сэр.
«Караул к трапу!» — раздался сверху громовой голос вахтенного, и Бакленд поспешил на палубу, чтобы встретить прибывшего на борт капитана, несомненно, одного из членов назначенного трибунала.
Хорнблоуэр сидел молча, повесив голову и размышляя, почему этот жестокий мир так немилостив именно к нему, и почему жизнь его повернулась так, что он стал офицером самой жесткой и требовательной военной организации в мире, где человек не имеет права сказать: я не хочу или я не осмеливаюсь.