– Нет-нет, не может быть, – насуплено говорил себе под нос Кутилин. – Это абсурд! Абсурд, слышите вы!
Феликс Янович молчал, зная, что эти слова обращены отнюдь не к нему.
– И что нам следует теперь делать? С какого края взяться, едрить твою мать?!Нельзя же просто предъявить ему обвинение?!
Половицы жалобно поскрипывали, вторя безуспешным вопросам.
Наконец, Петр Осипович прервал блуждания и посмотрел прямо на Колбовского.
– Но отпускать Перца пока не буду. Пущай посидит, подумает – ему лишним не будет. А настоящего убийцу это, глядишь, расслабит.
– Верно, – кивнул Феликс Янович, – а вы пока допросите еще по разу всех причастных.
– Всех – это кого же? – удивился Петр Осипович.
– Ну, не только же господин Муравьев с Аглаей Афанасьевной часто общался. Еще я, например. И господин Бурляк. И этот юноша… который все время с Муравьевым ходит.
– Да, Струев, – буркнул Иван Захарович. – Хорошо-с! С вас и начнем.
И вместе с решением обретя некое подобие спокойствия, он вернулся за стол и поднял перо с пола – на этот раз без неприятных происшествий.
*
Следующее утро было для Феликса Яновича крайне безрадостным – таким, каким оно оказывается после бессонной ночи, если, конечно, она не проведена за чтением увлекательной книги. Домой он вернулся, когда куцая темнота уже уползла в колодцы, а город просветлел от предчувствия солнца.
Сняв штиблеты, но так и не раздевшись, Колбовский прилег на узкий и жесткий диванчик в гостиной и – тут же провалился в зыбкий нервный сон. Разбудила его Авдотья, загремев на кухне сковородками и медником.
Чувствуя ломоту во всем теле, Феликс Янович едва не свалился с неудобного дивана, который был явно предназначен лишь для приема нежеланных гостей. После мук пробуждения Колбовский, взглянув в небольшое настенное зеркало, тут же испытал муки стыда за помятый внешний вид. Волосы всклокочены, жилет и брюки покрыты пятнами грязи, сорочка похожа на жеваную газету. Чтобы не будить любопытство Авдотьи, Феликс Янович почти прокрался в уборную, где холодная вода и жесткий роговый гребень несколько привели его в чувство. А, выпив горячего шоколада, которое Авдотья готовила все с тем же неизменным удивлением, что барин пьет «дитячий» напиток, Колбовский почувствовал себя намного лучше – бессонная ночь становилось бледной тенью перед наступающим днем. Феликс Янович смаковал горячий сладкий напиток и предчувствовал бурные события, грядущие в Коломне.
События не заставили себя ждать.
*
Кутилин как опытный следователь постарался скрыть новые обстоятельства дела. Однако Коломна подобно любому маленькому скучающему городку отличалась тем, что любая тайна здесь существовала не долее нескольких часов. У каждого полицейского, кто мочил ноги в Москве-реке в поисках бус Рукавишниковой, были семьи. В каждой семье не обходилось без супруги или сестры, которая жаждали самых свежих новостей. Особенно в тот вечер, когда муж почти до ночи задерживается по служебным делам. И подчас откровенность становилась единственным способом умаслить супругу в дни неурочной работы. При этом, не все дамы отличались болтливостью: некоторые честно держали язык за зубами об услышанном от мужа. Но достаточно было одной Марии Парамоновны Огородниковой, чтобы весть о находках разнеслась по городу и осела во всех домах как летняя вездесущая пыль.