Колбовский сидел в своем флигеле и перечитывал письма Аглаи Афанасьевны.
Феликс Янович повторял тот странный, смутивший его набор фраз, пытаясь сложить из них пасьянс, в котором каждое слово обретет место и смысл. Явно речь шла о каком-то деле, на котором настаивала Аглая Афанасьевна, и которое пытался оттянуть Муравьев. И – удивительным образом – исчезли именно те письма, которые могли это прояснить.
Не выдержав терзаний в одиночестве, Феликс Янович кликнул Авдотью. Та моментально пришла, зыркая острым любопытным взглядом. Колбовский посмотрел на неё так, словно видел впервые.
Авдотья была невысокой, полноватой, но крепкой бабой лет тридцати пяти-сорока с лицом того цвета, который в народе именуют «кровь с молоком». Короткий вздернутый нос отлично соответствовал любопытному взгляду маленьких серых глаз. Полные губы словно готовы были любой момент раздвинуться в усмешке. Голос звучал всегда звонко и даже чуть пронзительно. Авдотья много лет служила кормилицей и нянькой в разных семьях Коломны. Собственные дети её уже выросли, муж помер, и она не хотела возвращаться в деревню, привыкнув к городской жизни. У начальника почты она служила пятый год, и ему иногда казалось, что в его доме она так и не избавилась от привычек няньки. Хотя, может, сказывалось то, что бабы её возраста любого холостого мужчину почитают ребенком.
Но Авдотья превосходно стряпала и не была слишком уж назойливой в своей заботе, а Феликс Янович привык руководствоваться народной мудростью, что «от добра добра не ищут».
– К ужину накрывать? – спросила Авдотья, поглядывая на часы. – А не готов еще. Могу вам шоколаду сделать.
– Авдотья, хочу с тобой посоветоваться, – чуть смущенно сказал Колбовский.
Авдотья же ничуть не удивилась, а лишь кивнула и подошла ближе.
– Вот смотри, – Феликс Янович показал ей набор фраз, выписанных на листе. – Прочитай, пожалуйста, и скажи – о чем идет разговор по твоему разумению?
Авдотья была грамотна, но читала медленно, шевеля губами. Однако же думала недолго.
– Жаниться он не хочет, – заявила она. – Барышня-то говорит – пора, мол. А он все тянет. Окрутились, видать, давно.
– Жениться? – разочарованно протянул Феликс Янович. – А если что-то другое? Что еще может быть?
Авдотья подумала, пожевала губами.
– Был у нас в деревне один дед – все грибные места знал. Как пойдет в лес – так с полной корзиной. Прямо как нюх у него на эти грибы. Только жадюга был страшный! Никого с собой не брал. И никому не говорил – где ищет-то. К нему и невестки ихние, и внучата приставали – мол, дедушка, своди в лес, покажи. А он все голову морочил – свожу беспременно. Вот завтреча и свожу! Они приходят утром к крыльцу, а его уже нету. И потом говорит – сами, мол, виноваты – проспали. Так помер и никому не сказал секрета.