— Тебе, сын, предстоит доказать свою преданность его величеству, и отстоять имя лучшего мечника Чосона, — напутствовал отец, — не забывай, чей ты сын!
Услышав эти слова, Соджун поклонился и вышел. Во дворе его уже ждали вооруженные люди. Капитан вскочил в седло, его примеру последовали остальные, и небольшой отряд покинул двор министра финансов.
У него был свиток, где значились имена изменников. В окружении стражников он вламывался в чужие дома, где мирно спали люди, и выхватывал предателей из теплых постелей. Большинство тут же хватались за меч, и тогда Соджун, свято верящий в свое правое дело, выдергивал верный клинок из ножен и разил им врагов…
Ему не было равных. Никто не смог противостоять — отцы семейств падали, подкошенные ударом. Брызги крови орошали светлые одежды домочадцев, и как же белый тогда слепил глаза! Соджун никогда не думал, что цвет может быть таким ярким. Ярким его делала кровь — алая на ослепительно-белом. Слуги, вооружившись кто чем, оказывали сопротивление. Мотыги и вилы против луков со стрелами и закаленной стали клинков — безумцы!
Нигде не обошлось без крови. Крики женщин и умирающих резали слух. Сам Соджун весь — с головы до пят — был забрызган чужой кровью. Он напутствовал своих людей, что изменников нужно схватить живыми, дабы те предстали перед королем и всем Чосоном, но кровь лилась рекой. На защиту мужей и детей вставали женщины. В одном из домов Соджун перехватил своей сталью клинок солдата, занесенного над оглушенной ударом матерью семейства.
— Не убивать! — гаркнул командир. — Связать и бросить в хлев вместе с детьми.
— Эта жена изменника мне шпильку в бок воткнула! — скрипнул с досады подчиненный и вновь занес меч.
Соджун рукоятью клинка отбросил назад разъяренного солдата.
— С этой секунды она — раба государя! Если ты готов заплатить деньги за ее голову, то можешь вновь поднять свой меч! — зашипел на него капитан. — Вот только боюсь, у тебя денег на нее не хватит.
Это был третий дом, где кружила кровавая карусель. Соджун стоял во дворе и пытался рукавом стереть кровь с лица. Боли он не чувствовал, значит, это была чужая кровь. Здесь дело было закончено. Отец семейства, оглушенный и связанный, лежал перед крыльцом собственного дома. В нескольких метрах от него, распластавшись по земле, лежало окровавленное тело юноши. Когда солдат забирал меч, мертвые пальцы так и не разжались, не желая отдавать оружие врагу. Пришлось по пальцу разжимать, чтоб выудить из цепкого плена драгоценную рукоять. Пока подчиненный Соджуна выдирал меч из мертвой ладони, мать юноши, связанная по рукам и ногам, рыдая, билась головой о жесткое бедро стражника, в бессилье пытаясь защитить своего ребенка. Солдат отпихивал ее коленом и снова принимался за дело, а мать выла, уткнувшись головой в окровавленный живот сына.