Я видел, с какой горечью он все это рассказывал, а я даже не помнил тех времен, когда у нас ничего не было. Я всегда считал, что в своей прежней жизни я родился в уже богатой семье. Сейчас я совсем по-другому на него смотрел, мне хотелось не упрекать его, а благодарить. Благодарить за то, что он сделал столько усилий, чтоб его семья ни в чем не нуждалась. Мне было очень стыдно и за себя сейчас, и за того, кем я был в прошлом.
– Он, видимо, не помнит об этом, – печально сказал я.
– Наверно, и не помнит, – так же печально ответил он. – Возможно, так даже лучше, зачем ему помнить плохие времена? Они лишь навеивают грусть. А у него и так не самая легкая судьба.
Я только сейчас осознал, как все-таки много он сделал для своей семьи, которая помнит о нем лишь то, что он все время был на работе.
– А вы часто тут обедаете? – спросил я, решив сменить грустную тему.
– Почти каждый день, – задумчиво ответил он.
– Ваш сын учился в университете, который тут рядышком находится, но никогда вас тут не видел, – сказал я, рассчитывая получить какие-то разъяснения.
– Он никогда сюда и не заходил, хотя я каждый раз рассчитывал на это, – с вернувшейся грустью, сказал мой собеседник. – Я тут обедаю с первого дня, как он перешагнул порог этого университета. Видишь ли, ездить домой на обед у меня не всегда получается. Вот я и подумал, что мы с сыном можем обедать вместе тут рядом с его учебой. Да и мне от офиса до этого кафе ехать гораздо меньше, чем до дома.
– Но он предпочитал покупать пирожки в соседней лавке, – с обидой на себя договорил я.
– Да, именно так, – спокойно продолжил он. – Я почти каждый день видел, как он проходит мимо. Я надеялся, что он когда-нибудь зайдет в это кафе, но этого так и не состоялось.
Я видел, как заблестели его глаза, когда он все это говорил. Мне хотелось его обнять, сказать, что его сын очень любит его, что его сын гордиться им. Но я лишь молча смотрел на него, готовый сам разрыдаться в любой момент.
– Но вы же могли сказать ему дома, что вы хотите с ним пообедать в кафе и договориться заранее? – неуверенно произнес я.
– Да мог, но мне все время хотелось, чтоб это выглядело как-то случайно, чтоб он не думал, что я лезу к нему в жизнь. Не думал, что я навязываюсь. К тому же он постоянно был в компании, а мне всегда хотелось, чтоб у него было много друзей. Так что я не мог себе позволить влезть между ним и его однокурсниками, – все так же печально говорил он.
С каждым его словом я презирал себя все больше. Как я мог быть таким слепым, таким эгоистичным, я ведь даже ни разу его не поблагодарил, я уж не говорю о том, что я ни разу за всю жизнь не сказал отцу, что люблю его. Мы оба молчали, обдумывая наш разговор. Я все же первым нарушил тишину: