– А можно перерыв?
Жалобный голос доносился из задних рядов – и, приглядевшись, Андрей увидел бородача, неуверенно тянувшего руку.
– Неужели я так долго говорю?
– Нет, но вы опоздали к началу, – мягко, но твердо заметил молодой человек в очках, сидевший в первом ряду.
– Ага, все ясно. Значит уже устали слушать, да?
– Да-а-а!
Белов засмеялся.
– Тогда делаем перерыв!
Несмотря на объявленный отдых, только несколько человек из задних рядов спустились вниз и вышли в коридор. Остальные смотрели в телефоны или спали на руках, уткнувшись в них головой. Многие с любопытством поглядывали на Белова, но особенно – одна очень спокойная девушка с рыжими волосами, сидевшая прямо перед ним. Андрей устроился на краешке стола – и с удовольствием разглядывал березу.
– А вы кто? – услышал он вдруг вкрадчивый голос над самым своим ухом. Белов обернулся. Перед ним стояла высокая и красивая блондинка, полностью одетая в черное. Вид у нее был лукавый, но в то же время серьезный и заинтересованный, а главное – совершенно неприступный.
– Я тут случайно, – тихо ответил Андрей, доверительно склонившись к ней. – Все эти люди думают, что я – лектор. А я просто проходил мимо – и увидел, что аудитория пустует. Вот я и решил, что будет неплохо прочесть лекцию, а уж тем более – о собственной жизни. Мне давно хотелось сделать это. И вроде даже слушают, как посмотрю.
Блондинка улыбнулась – легкой и фальшивой улыбкой.
– Может быть, вы тоже хотите послушать?
– За тем и пришла, – коротко ответила она и отправилась наверх. Очень спокойная девушка с рыжими волосами все это время наблюдала за Андреем. Он заметил это – и неопределенно пожал плечами, кивнув вслед уходящей красотке. Собеседница подняла глаза к потолку – и так же неопределенно покачала головой. Старички в задних рядах начали усиленно перешептываться, и Белов сделал решительный жест руками.
– Что ж, друзья, думаю, мы можем продолжать. С определенного момента из пьес мои фантазии стали превращаться в мюзиклы. Я уже упоминал, что на «огоньках» мы проводили конкурсы и играли, но главное – танцевали. А для моей нерешительной и неловкой натуры танцы были страшнейшим испытанием. Мы освобождали пространство в центре класса, передвигая все стулья к столам. На этих стульях я и проводил большую часть времени. Все наши огоньки напоминали мне комичный эпизод из какого-нибудь фильма, где молодежь приходит на танцы и большинство парней жмется по стенкам или сидит на стульях – в центре же зала танцуют одна-две пары, да и те – девушки. Я предпочитал сидеть, чтобы придать себе хоть немного уверенности, которой напрочь лишаешься в стоячем положении, протирая мыском паркет – и не зная, куда деться от глаз. Как и разговоры, все эти игры и танцы были совсем не для меня. Дома же, освобожденный от гнета реальности, я включал музыку – и начиналось мое собственное шоу. В те годы я слушал ее исключительно на магнитофоне, причем – без наушников. Мне и сейчас кажется невероятным, что я надеялся лишь на тонкую дверь, отделявшую меня от остальных членов семьи – которые, таким образом, могли слышать все достаточно четко, если бы просто стояли в коридоре. В этом не было ничего ужасного – но ужасно стеснителен был я сам, не желая, чтобы о моих вкусах и пристрастиях узнали другие – даже самые близкие и родные мне люди. Мне нравилось то, что я слушал – но при этом я постоянно опасался осуждения со стороны взрослых. Например, дедушка, услышав мою музыку, наверняка бы поморщился и пробормотал что-нибудь ругательное – означавшее, что эта дрянь не имеет ничего общего с советской классикой. То же самое в душе подумала бы и бабушка – и лишь ее ангельская доброжелательность не позволила бы высказать все это вслух. О том же, что подумали бы, родители, и в особенности – отец, бывший для меня культурным небожителем, страшно было и представить. Но чрезвычайная мнительность и осторожность сочетались у меня тогда с поразительной наивностью – и верой в то, что действительность именно такова, какой и кажется мне. Я был уверен, что, заслышав в коридоре шаги и нажав в этот момент «стоп», я сумею сохранить свои пристрастия в полной неприкосновенности. Так или иначе, довольно скоро лучшими моими друзьями стали именно наушники.