Так же бестолково прошел весь этот длинный день, наступал вечер, а Ладушка так и не могла вспомнить, извинилась ли она перед синицами, или нет. И ей было очень стыдно, хотя она и пыталась успокоить свою совесть тем, что сама осталась без завтрака. Но совесть была так же беспощадна, как и чувство голода. Даже три трубача наверху мраморной колонны, казалось, смотрели на нее с осуждением… Совсем недавно у подножия их пьедестала стоял снежный слон. Каким легким и простым все казалось в тот день, когда выпал первый снег! Как будто отец притаился за ближайшим кустом и ждет подходящего момента, чтобы выскочить, подхватить ее на руки и подбросить в самое небо, как бывало в далеком детстве. Но нет. Тетка права. Отцу под пятьдесят, а она – студентка университета, взрослый человек. Он ее просто не поднимет. Нужно смотреть правде в лицо и перестать играть в «ладушки».
Непрошеные слезы все не уходили. Словно грозовые тучки клубились у Ладушки на ресницах, ожидая первого удобного случая, чтоб разразиться дождем.
На город опускался теплый вечер. Горожане, возвращались домой, перекинув плащи через руки и помахивая ненужными зонтами – к вечеру на улице совсем потеплело. Правда, под ногами кое-где все еще были лужи, с которыми не справилось сентябрьское солнце.
Теперь оно, утомившись от непосильной работы, катилось за горизонт. Откуда-то издалека прохладный ветер донес звон церковного колокола. Густые звуки заставили Ладушку вздрогнуть. Ей показалось, что в храме отпевают не то уходящий день, не то прошедшее безвозвратно лето…
Девушка встряхнула челкой, отгоняя наваждение. На глаза ей попался пестрый листок, приклеенный к мраморной колоне. Обычная предвыборная агитка: «все на митинг», «за казачью вольницу», «Вседержавный Союз казаков приглашает поддержать».
Ветер трепал листок за плохо приклеенное ухо, словно желая наказать за нарушение правил предвыборной агитации. Ладушка проскользила глазами по строкам механически, как делала все в этот день. Потом девушка равнодушно пожала плечами, вынула из сумки свой блокнот и бросила его в урну. Раз уж пришел конец и дню, и лету, то и «ладушкам» – тоже конец…
Она немного постояла над урной с прахом своих нелепых ожиданий, но большой горечи не почувствовала. Только равнодушное отупение. Панихида не задалась. А потому Ладушка медленно развернулась и шагнула на центральную аллею – в предвечерние сумерки. Но, не пройдя и двух шагов, девушка крутнулась волчком и бросилась назад к мраморной колонне. Здесь она уперлась руками в холодный камень, приблизила лицо к листовке и, не веря своим глазам, смотрела на яркое фото. На нем были запечатлены трое: два хмурых усатых пузана в папахах и орденах, и один тощий, похожий на червяка, субъект в деловом костюме, но тоже в папахе. Надпись гласила: «Любо! Наш кандидат – Лев Самуилович Ваксер!»