Сколько бы я не работала в больницах, мне всегда было особенно тяжело наблюдать за угасанием онкологических больных. У пожилых людей все может тянуться достаточно долго. Но ты понимаешь, что дни их все равно сочтены, и чудо вряд ли произойдет. И они это знают тоже. Но они, как правило, все-таки еще на что-то надеются. И всячески пытаются обмануть свою болезнь. Или себя.
Через два года после нашей первой встречи слабеющая Маргарет снова была госпитализирована в нашу брюссельскую больницу. Она уже не была той царственной дамой, при виде которой мне хотелось и самой выпрямить спину и даже задрать повыше подбородок. Маргарет постепенно превращалась в обыкновенную старушку, похоже, она и сама замечала, что теперь не слишком хорошо выглядит. И особенно глубоко печалилась от осознания того, что, когда к ней приедет Кент, она своей старостью и беспомощностью может его немного разочаровать… Маргарет никого не подпускала к своим волосам – предпочитала самостоятельно причесываться широким гребнем и собирала плохо гнущимися руками свои редеющие седые кудряшки в пучок на затылке. Иногда, посмотревшись в маленькое зеркальце, она немного припудривала морщинистое лицо, на котором предательски выступала пигментация. Зрение слабело, и она уже не могла разглядеть всех признаков старости, нападающих на нее день за днем.
Было трогательно наблюдать, как угасающая от болезни Маргарет подолгу разглядывала на безымянном пальце свое кольцо с зеленым камнем и никогда его не снимала. Я уже знала, что это был изумруд, и что на кольце была надпись: «Ради тебя я готов на все!» Больная Маргарет вздрагивала от каждого щелчка дверной ручки, от скрипа половиц, и с надеждой всматривалась в лица входящих к ней врачей или посетителей. Когда боли немного отпускали ее, она продолжала рассказывать мне про то, в какие жернова затянула ее любовь, и, конечно, про своего Кента.
В тот злополучный день в Марселе Маргарет и Кента под конвоем вывели во двор. Там уже собралось достаточно зевак – в основном детвора и старики. Взрослые люди, наоборот, спешно проходили мимо, всем своим видом показывая, нас это не касается, и как бы к нам чего дурного не прилипло!
Арестованную парочку ждали два автомобиля. В один посадили Маргарет, в другой Винсенте. Какое-то время автомобили ехали друг за другом, и Маргарет могла видеть перед собой в заднем стекле первой машины трогательно знакомый затылок своего мужчины. Дорога была в колдобинах, и мысли у нее скакали. Женщина в основном думала только о том, что никому ничего не скажет, потому что ничего толком не знает. Тревожидась о Рене, до рождественских каникул осталось полтора месяца, наверное, в полиции с ними разберутся гораздо быстрее. Ее должны отпустить уже сегодня вечером. Как страшно ей будет одной возвращаться домой, если уже будет ночь, а Винсенте задержат до завтра или на несколько дней. Она надеялась, что консьержка не будет копаться в их вещах и тем более не полезет в шкатулку с драгоценностями… Денег в доме нет. Их нет в принципе. Чем они будут платить за квартиру в следующем месяце – не понятно. Придется продавать что-нибудь из драгоценностей. Сейчас это так невыгодно.