Мы были суворовцами (Теренченко) - страница 22

10. Письма на Родину

...Классные комнаты, где мы проходили школьные азы наук, располагались в том же здании, только двумя этажами ниже. В них стояла бодрая комнатная температура, по помещениям гуляли сквозняки, и нас почти всех одолевали и насморк, и кашель. Учебников в первое время было крайне мало, на 3 - 4 человека один букварь и один задачник. Писали мы свои палочки, крючочки, буквы чаще карандашом на половинках тетрадного листа. А по вечерам усердно занимались 2 - 3 часа самоподготовкой. "Жу-жу", - мирно жужжал класс. Маняк ходил между партами, наклонялся то к одной, то к другой стриженой "пчеле", молча подправлял тот или иной крючочек, букву на тетрадном листе, так же молча брал чьи-либо хрупкие ребячьи плечи и выпрямлял их, чтобы не горбились за партой, правильно сидели при чтении или письме. Раз в десять дней на самоподготовке проходил вечер письма. Офицер-воспитатель раздавал нам по листку бумаги, а чаще всего бланк фронтового письма, представляющий собою лист бумаги, на одной стороне которого была картинка плакатного образца - танк, несущийся на врага, герой-летчик или пехотинец. Вверху справа надпись: "Смерть немецким оккупантам!" - и место для адреса. Внутренняя сторона листа - для короткого письма. Затем лист перегибался и склеивался нанесенным по краю клеем.

Мы усердно сопели над этими короткими, немудреными, по-детски наивными письмами своим мамам, передавая приветы своим сестренкам и братишкам, бабушкам и дедушкам, всем дальним и близким родственникам, друзьям и знакомым, даже Жучкам и котам Васькам. А в конце письма сообщали о своем отличном здоровье, самочувствии, хорошей учебе и желали всем того же. Маняк активно помогал нам в этом трудном деле и даже диктовал нам по слогам отдельные слова и фразы.

Когда внезапно гас свет, а это происходило очень часто, тогда на каждой парте ставился кусочек стеариновой свечи. Почти у каждого из нас был свой кусочек свечи, с которым мы не расставались. Это была по тому времени большая ценность для нас - свет и свое маленько тепло, у которого можно было погреть озябшие руки и мокрый нос. И опять, как ни в чем ни бывало, мирное жужжание.

В те времена фильмов было мало, даже довоенных. И самым любимым фильмом ребят был "Чапаев", который я видел еще до войны, затем десятки раз в военное время и даже после войны. Этот фильм никогда не надоедал, и мы, мальчишки, знали его наизусть. Каждый жест Чапаева, Петьки и даже второстепенных героев фильма был изучен, каждое слово, целые монологи мы знали и могли повторить. И когда офицер-воспитатель выходил из класса, встает бывало, со своего места этакий "Чапай" лет семи-восьми и спрашивает своего товарища по парте; "А ну-ка, скажи мне, если белые наступают, где должен быть командир?"... Или другой "Чапай" говорит назидательно другу, разглядывая шишку на его лбу: "Ты ранен? Ну и дурак! Ты боевой красный командир и подставлять (пауза) свою голову под каждую дурацкую пулю (двойная пауза) не имеешь никакого права!"