Когда перед собой я увидел едва различимый плачущий силуэт Терезы, быстро уходящий во тьму, я не смог удержаться на месте, бросившись за ней. Что-то очень холодное преградило мне путь, заставив остановиться.
Придя в себя, я осторожно провел руками по ровной поверхности, в какой-то момент нащупав дверную ручку. Она казалась такой холодной, что я едва мог устойчиво схватить ее, переборов неприятное жжение, пронзившее пальцы невидимыми тоненькими иголочками.
Когда я все же опустил дверную ручку, легко толкнув дверь, на меня внезапно набросилась волна могильного холода, переполненная горьковатым привкусом, который медленно оседал на моих губах.
Кругом была непроглядная темнота, не позволяющая увидеть то, что меня окружало в эту трепетную минуту, в которую могло произойти все, что угодно.
Яркий свет, внезапно бросившийся мне прямо в глаза, ослепил меня, и я в очередной раз ощутил на себе давно забытые ощущения, которые были известны только ребенку, беспечно верящему в спасительную силу добра.
Кругом все было покрыто белоснежным снегом, который не переставал сыпать на сонливый мир, предвкушающий какое-то очень трепетное событие для счастливой семьи Кёллер. В этот день все было идеальным, непоколебимым и абсолютно готовым к празднованию двенадцатого дня рождения наследника уважаемой многими семьи. Воздух, пропитанный дурманящим ароматом изысканных блюд, наполнял собой светлые стены поместья, заставляя каждого позабыть о своих некогда важных делах.
Все с нетерпением ждали приезда фотографа, который должен был запечатлеть важный момент в жизни юного наследника, который, по словам отца, обязательно займет его место за дорогим рабочим столом кабинета, став следующим хозяином старинного поместья.
Январское зимнее солнце безукоризненно освещало каждый уголок затерявшегося в хвойном лесу мирка, заставляя крупицы белоснежного снега сиять так ярко, как никогда. Все было идеально в этот день и, казалось, ничто уже не могло его испортить, но финал этой истории сам говорил за себя.
Спрятавшись в тяжелом шкафу, я пытался не дышать, не издавать ни звука, боясь, что он может меня услышать.
Сердце бешено стучало в груди, а по венам текла кровь, заледеневшая от прежде не испытанного страха. Он был где-то здесь, в моей комнате, хоть и не подавал никаких звуков. Я знал, он терпеливо ждет, когда я сдамся, открою дверцу, чтобы проверить, здесь ли он или уже давно ушел. Нет, я однозначно не открою эту проклятую дверцу, не попаду в его руки, как это было тогда. Он не обманет меня на этот раз, у него ничего не выйдет.