Взяв мой указательный палец своими тоненькими пальчиками, она медленно протянула его к одному из шипов, слегка надавив на него.
– Черная? – Поднеся мой кровоточащий палец к своим глазам, она тут же опустила его, потупив глаза. – Нет сомнений в этом цвете. Черный… Даже цвет твоей крови в твоем собственном мире принимает этот цвет.
Мне показалось, будто вся она в этот момент стала такой несчастной, отчужденной, что и я сам возненавидел этот цвет.
Ухватившись за стебелек одного из цветков, я, не испытывая ни капли боли от его впившихся в мою ладонь шипов, с корнем вырвал его, переломив пополам, а после ненавистно бросил это мертвое тело на холодную землю, в тайне изнывающую от немыслимой боли.
– Не надо этого делать, – умоляющий крик Вейн заставил меня очнуться. Схватив мою искалеченную ладонь, она крепко сжала ее в своих, тревожно заглянув мне в глаза. – Прошу, Энгис, не надо убивать в себе то, что делает тебя живым, только лишь из-за… меня. Это неправильно, как бы ты ни думал.
Впервые мое тело прожигала жгучая боль, против которой я был бессилен. Шипы так сильно вонзились в мою ладонь, что легко образовали рваные раны, не перестающие кровоточить. Хоть она и просила, но я уже никогда не смогу вновь полюбить этот цвет.
– О чем ты только думаешь, вот так безрассудно поступая? – ее дрожащий голос раздался почти яростным криком.
Опустив на нее свои холодные глаза, я не верил, что передо мной сейчас – та самая Вейн, которую я однажды спас от ночного холода, повстречав на одной из мокрых от дождя скамеек Сан-Лореила.
– О тебе, – обессилено ответил я, увидев по ее глазам, что ответ на этот вопрос был не обязателен.
Закрыв глаза, она нахмурилась, тяжело вздохнув, а после, бросив на меня безжизненный взгляд, молча развернулась и направилась в сторону поместья, стуча по узкой дорожке своими маленькими каблучками черных туфель.
Рене, притаившаяся за кустарником, видела, как я долго наблюдал за уходящей из сада девушкой, не в силах даже сдвинуться с места. Она хотела выбежать, крепко обнять меня, как никогда никого не обнимала, но что-то удерживало ее на месте, не позволяя ей этого сделать. Горестная тоска и обида сковали ее, лишив всякой надежды стать однажды кому-то действительно необходимой. Задыхаясь от горячих слез, она и не заметила, как сад опустел, а она вновь осталась одна.
Выйдя из своего укромного убежища, она заметила сломанную розу, мертво лежащую на земле. Подняв ее, она вдохнула ее тлетворный запах, который перестал ее радовать. Черные капельки крови, застывшие на шипах, казались ей беззаконно и бесправно пролитыми зря.