До полёта он сам был рядовым в ЦУПе исполнителем и волнуясь выходил со своими вопросами на связь с экипажем, обычно напрямую имея дело с вечным заместителем Руководителя полётом Виктором Благовым, который до этого был проектантом, знал всех и особых церемоний не одобрял. Трудно было представить, что такие специалисты, как Благов, сами находятся у кого-то в подчинении. Основную лётную работу в ЦУПе вёл именно он. Но и при Елисееве он был замом, и после при Рюмине, и когда, наконец, место освободилось и ему казалось сам бог велел возглавить полёт, предпочли космонавта. При нём была доверительная атмосфера, позволяющая мгновенно и неформально решать, но существовала и опасность напороть сгоряча, что в лётной практике космических полётов не имело оправданья.
До сеанса связи оставались считанные минуты. Готовые к сеансу мы сидели рядом с оператором «Зари». Когда в зал влетел руководитель полёта Воробьев. Иначе не скажешь. При виде нас брови его взлетают вверх и последовала вводная.
– Не разрешаю прямое общение с экипажем. Можете подготовить сообщение. Изложите свои резоны на принятом бланке и через сменного руководителя передайте оператору «Зари».
Подобное было новым. Поощрялись обычно прямые контакты, чтобы исключить «испорченный телефон», да и космонавтам приятно общаться со знакомыми. Это даже играет роль психологической поддержки экипажа. Негласной, в числе мелких неофициальных деталей, сглаживающих полётные шероховатости.
Объясняться бесполезно. Воробьев безусловно обладает местной властью и решил. Может, даже вопреки всему. Да, и неприлично базарить. На людях «копья ломать». Порядок в зале управления превыше всего. Оставалось только вздохнуть и «сообщение» написать. Дело в общем выдуманное. Потому что, когда мы ушли, по просьбе экипажа постановщикам эксперимента разрешили прямое общение с бортом. Выходит, дело было во мне и в руководителе полётов, а точнее в наших отношениях. История у смены на глазах и её повсеместно разнесли, что ничему не способствует, а свидетельствует, что ты в ЦУПе нежелателен. То есть в дело внесли отношения, чего прежде не было.
Оператор «Зари» был из ЦПК. Более того он был из тех, кто претендовал и надеялся на полёт, но на какое-то время был от подготовки отстранён. О всех, кто готовился или отлетал, в Центре Подготовки Космонавтов складывалось собственное мнение. Оператор даже чуть усмехнулся, считая подобную реакцию разрядкой за требуемую сдержанность и коммуникабельность подготовки и скромность в полёте. Мол, это послеполётный синдром, но, если он затянулся, он может сулить трудности коллективу ЦУПа, дежурящему сборной командой обслуживающих полёт и представляющему сборную солянку различных подразделений, что делало его уникальным и одновременно мешало делу. Ходили слухи, что новый руководитель задумал эту пестроту упразднить и сколотить однородный коллектив управленцев и анализаторов под единым администрированием. Если до этого верхушка айсберга – команда ЦУПА была в какой-то мере на виду, то впредь руководителем полёта известность и ограничится. Сегодня это изюминка негласных межведомственных новостей.