– Как по мне, это смешно: если нарисовать на полотне и на стене одинаковый сюжет, один из них будет искусством, другой – вандализмом, неким преступлением против нравственности. Ну, не абсурд ли?! Искусство не должно быть загнано в рамки. Представь, если бы Ван Гог написал свою «Звездную ночь» где-нибудь на заборе, а затем его поймали. По современным реалиям он сидел бы на нарах.
– Недолго. Рано или поздно он отрезал бы себе ухо, а там, сам знаешь, куда определяют. ШИЗО. – Злодейски улыбнулся Войнов Глеб. – Но, погоди, я правильно понимаю: ты замышляешь новые рисунки, когда еще не отбыл наказание за свой прошлый? – Володя кивнул. – Не боишься, что история может повториться?
– Не боюсь, – сразу ощетинился тот. – Для того чтобы заниматься уличным искусством, нужна большая воля и любовь к своему делу. Если я остановлюсь теперь, после всего случившегося, то и сам перестану себя уважать. Так и буду гнуть свою линию. Разве что в этот раз аккуратнее. – На центральном проходе кто-то шоркнул, и они загородили фонарь подушкой. Спустя две минуты Володя возобновил работу иглой, но теперь говорил шепотом. – А когда тебя на волю выпустят, чем будешь заниматься?
От вопроса кольнуло не только в плече, но и в груди. Об этом Глеб еще не думал. Мысли о будущем то и дело натыкались на возможность десятилетнего приговора… но если допустить, что приговора все-таки не будет? Что в таком случае ждет Войнова Глеба там, за забором? Он попытался вспомнить, чем жил раньше. Такие далекие, но до сих пор свежие будни предстали, как пазлы, образуя общую картину: гульба, засаленные столы, пиво в пластмассовых стаканчиках. Конфликты. Подворотни. Драки. Телефоны, кошельки, то золотые, то серебряные цепи. Головокружения от наживы. И ни капли здравого смысла. Так чем же он вообще занимался?
– Я не знаю.
– Может, у тебя были какие-нибудь желания, на которые раньше никак не хватало времени? Или смелости? Чем бы ты вообще хотел заниматься в мирное время?
– Понятия не имею.
Володя на мгновение остановился, поднял от татуировки глаза, полные разочарования – разочарования по отношению не к человеку или личности, а скорее, к собеседнику, который не желает разговаривать откровенно. От этого взгляда Войнову Глебу захотелось рассказать все, что лежит на душе, как бы трудно в этом ни было признаться.
– У меня, правда, нет ярко выраженных увлечений, в отличие тебя. Ты занимаешься боксом, в чем-то развиваешься, рисуешь. У меня всего этого нет. Я не знаю, в чем хорош. Взять даже срок: если ты наказан за какую-то собственную идею, ради которой нарушил закон, то я… сказать прямо, я оказался на скамье подсудимых из-за безделья. – «И собственной никчемности». Глеб поработал кулаком, ощущая резь в костяшках. Дубинка, а потом еще драка не позволяли пальцам зажить. – Может быть, тоже следовало бы на бокс записаться. Это здравая идея, чтобы выпускать дурь и не встревать в неприятности, учитывая мой характер.