– Не кричи, – шепнула она и легонько стукнула меня в грудь, – это мало кого интересует.
В какой-то момент мне что-то ударило в голову ,и я решился:
– Пойдем ко мне! Такое ведь раз в жизни бывает!
– Знаю, – кивнула она, – но к тебе я не пойду: поздно уже. Тебя родители заругают…
– Полноте! – хорохорился я, – У меня, в конце концов, отдельная комната, а родители мне не указ!
– Нет, Марат, не пойду.
– Ты боишься меня?
– Тебя – нет.
– Тогда я возьму тебя на руки и просто-напросто отнесу к себе.
Она расхохоталась на весь подъезд, а я, расхрабрившись, схватил ее в охапку и вынес на воздух, где снег поблескивал уже в сиянии полной луны, а в морозном небе звенели яркие звезды.
Она вежливо попросила:
– Отпусти меня
Я отпустил ее. Она поправила съехавшую на затылок вязаную шапочку и прошептала:
– А теперь поздравь.
– Поздравляю.
Она сделала шаг в сторону:
– Ну, вот и всё. Прощай.
Столь прекрасного создания, очевидно, природа уже не сотворит. Стройная, легкая, пружинистая и… пылающая – такой она запомнилась мне навсегда. И в будущем, когда мне приходилось видеть ее, ничто – ни годы, ни неудавшаяся любовь, ни безотрадная возня с отцом-алкоголиком не исказили и не состарили ее.
Но тогда, прощаясь, я все же спросил:
– А кто этот человек, который знает, что тебе сегодня – шестнадцать?
– Витька, – просто ответила она.
Мне стало горько. Ведь именно Витька, мой одноклассник и приятель, попросил проводить эту прехорошенькую особу домой после школьного бала. Ничего про её шестнадцатилетние не сказав.
– М-да, – буркнул я в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь, – обычно Витька не отходил от нее ни на шаг…
Она расслышала мое бурчание и непринужденно повела плечами:
– Верно, не отходил. Однако, думаю, любимому человеку можно простить всё.
– Любимому? Ты любишь его?
– Люблю.
Я погладил ее влажную щеку и подумал: "Почему же все вы, такие красивые, способны влюбляться в мелких пакостников?". Но вслух сказал:
– Тогда ты молодец.
– И ты… хороший.
Она торопливо поцеловала меня в самый краешек губ и легко взбежала по ступеням вверх.
Скрипка
Что-то сбросило меня сегодня ночью с постели.
Физически не сбросило, конечно. А так, фигурально. Во сне я отказался дышать. И уже почти умер. Вдох возник скорее рефлекторно. Я проснулся, свесил ноги с кровати, нащупал тапочки… На кухне в потемках плеснул немного водки в стакан, добавил облепихового вина.
Я отказался дышать, услышав звук скрипки. Точнее – это был звук смычка, проехавшего по скрипичной струне. Однажды в детстве я буквально заболел скрипкой – видимо, в противовес ненависти к фортепиано. Я ходил в музыкальную школу, неся тонкую картонную нотную папку на длинных шнурках и мне не хватало только набриолиненной челки, бабочки и светлых гольфов, чтобы походить на музыкального мальчика – такого, какие и ходили в эту школу. Добрая старушка-директриса, распахнутый кабинет которой просто нельзя было миновать, проходя на уроки сольфеджио, всякий раз меня окликала и я, потупив взор, изучал дощатый пол у ее письменного стола и выслушивал: