Но вот в конце перехода замаячила и стала к нам стремительно приближаться фигура еще одного несчастного. С рыком: «Вот где выпропадаете!» этот тоже, очевидно, бомж, с печатью смерти на лице, вынул из кармана потрепанного пальто гранату РГД и принялся колотить ей моих визжащих собутыльниц.
Я едва успел выскочить в противоположный выход перехода, когда оттуда ударил хлопок взрыва, вынесший на улицу облако пыли и копоти…
Дома ладони моих родных выглядели для меня маленькими телевизионными мониторами, в которых прокручивалась их прошлое и, не менее стремительно, – будущее, при вглядывании в которое мне хотелось выть и рвать на себе волосы.
Любой случайный прохожий, попутчица или попутчик виделись мною, как в рентгеновских лучах, с той только разницей, что картинка ежесекундно менялась и ее распирало от наслаивающихся друг на друга изображений, сопровождаемых всеми существующими человеческими эмоциями и ощущениями.
Одна моя знакомая в «моих» мониторах увяла на глазах, другая – вспухла, как дрожжевое тесто. Старость неизменно переламывала моих подруг пополам, а то и просто вбивала в коленные чашечки, оснащая болячками и пустотой одиночества. Человеческие жизни, как соринку, увлекало ветром, болтало в пыли, окунало в лужи, поднимало к солнцу и неизменно забрасывало в канализационные стоки. А главное каждый, кто попадался мне на глаза, волочил за собой собственную карму, словно корова – вымя, не чувствуя и не видя ее, тем более – не понимая, что сосуд вот-вот разорвется от переполнивших его пороков и грехов…
***
– Ну, где же вы? – вновь позвала меня Маша из комнаты.
– Иду!
С этими словами я допил стакан воды, выключил кран и практически на цыпочках прокрался к входной двери. Маша, должно быть, все же услышала щелчок замка, но меня это уже не волновало.
Быстро преодолев лестничные пролеты ее подъезда, я выскочил в освежающую синеву сумерек и побежал к метро.
– Мужчина! Мужчина! – промычал кто-то мне в след, когда до дверей вестибюля в пустынном переходе оставалось не более двадцати шагов.
На картонке из-под телевизора LG, постеленной на плиты перехода, сидели две пьяные бомжихи. Что-то (что?) вдруг повернуло меня к ним.
Ужас от пережитого до сих пор преследует меня ночью и днем. И я ничего не могу с этим поделать. Даже сейчас, когда пишу эти строки, которые, надеюсь, послужат для кого-то уроком.
Три года назад у меня родилась дочь. К тому времени помимо основной работы я вовсю шакалил на стороне. Сначала – в бригаде «негров», корпевших над сценариями мыльных опер, которые потом косяками шли по ТВ. Позже был замечен и приближен к «авторам сценариев», чьи фамилии зачастую ставят в титры. Перезнакомился с продюсерами, режиссерами и настолько вошел в их круг, что когда возникал какой-либо замысел, от меня не требовали сразу полного литературного варианта или раскадровки, а ограничивались короткой заявкой и сколачивали съемочную бригаду.