Никто, конечно, не знал, что все эти годы я тайно трудился, как мне тогда казалось, над главной задумкой своей жизни. Не стану полностью раскрывать ее детали, поскольку обещал забыть об этом. Скажу только, что мысль явилась однажды, как слабое озарение. Но стоило потянуть едва заметную ниточку…
На меня обрушились тонны материалов, посвященных загробной жизни. Я штудировал Моуди, диакона Иоанна, супругов Тихоплав. Ветхий Завет навел на мысль, что читать его можно и между строк. А сопоставление и анализ множества церковных источников дало понимание, что человечество в познании «жизни после смерти» ушло «не туда». И я сел работать над собственной версией загробного бытия – как раз в тот день, когда у меня родилась дочь.
Я не отдавал себе отчета в том, куда влез. Да и по мировоззренческим причинам, поскольку закоренелый атеист, не видел или не хотел видеть связи моего «Мира иного» с тем, что происходило параллельно. Это чуть позже сопоставление «китайских предупреждений» и обнаруженных мною узловых моментов в «конструкции» потустороннего мира дало понимание того, что что-то в этом есть. А до этого ни тяжелейшая авария, в которой я не получил ни царапины, ни загоревшийся дом, в котором я спал и почему-то проснулся, ничему меня не научили.
Прошлой осенью работа над «Миром иным» была практически завершена. По обыкновению я завез сценарную заявку Старшинову – продюсеру кинокомпании «Спектра». От него поехал домой.
Звонок Старшинова на мобильный застал меня в машине.
– Старик, – буквально кричал он в трубку, – должен сказать, это нечто! Кинематографический переворот!! Короче, жду тебя в понедельник, и мы сразу подпишем контракт. Пятьдесят тысяч тебя для начала устроит?
По меркам сценаристов это были сумасшедшие деньги
– До понедельника, Саш. Я приеду, – буркнул я в трубку, стараясь не выказывать восторга.
Стояла пятница, 1 октября. Обычно, собрав бумаги, я уезжал на дачу в глухой деревне. Однако на этот раз что-то дернуло меня отложить поездку. Вечером я сидел у телевизора, но думал о чем-то своем, иногда отвлекаясь на плачь дочурки. У нее третий день стояла высокая температура, но приходившая из поликлиники врачиха строго-настрого запретила какие-либо лекарства, наказав пользоваться только «народными средствами». И хотя мне такой подход был не по душе, мы с женой доверились «медицине».
Около 8 вечера обычно веселая и подвижная девчушка сидела, вяло покачиваясь, на горшке. В какой-то момент я услышал скрежет поехавшего по полу горшка и буквально поймал медленно заваливающегося на пол ребенка. Девочка билась в жестоких судорогах, синея на глазах.