Насколько вообще нужно быть эгоистом, чтобы сидя в своей сраной колымаге и глядя в зеркало заднего вида, не пропускать скорую. Если ты один из таких людей, который сейчас это читает, просто закрой книгу и подумай о своих родителях или друзьях, которые могут оказаться в этой неотложке. Можешь им даже позвонить.
После знакомства с Маркусом я пытался всячески ему помочь, хотя он меня об этом и не просил. А я старый дурак то случайно подкину ему баксов двадцать в карман, то угощу едой в кафе, то приглашу к себе на баночку пива. Я делал это не потому, что жалел его, а потому что видел его потенциал. Он был моим черным сыном, если можно так выразится, сыном, которого я всегда хотел. Даже если его мать была бы темнокожей.
Рассказывая истории с работы, он становился другим человеком: более сдержанным, с нахмуренными бровями и холодным взглядом, который опускал на стол. Не думаю, что в такие моменты Маркус рыдал в подушку, нет, определенно пацан был не из таких. Он был из тех, людей, которые при виде смерти, не поддавались эмоциям, а из тех, кто при виде смерти он впитывает в себя все как губка, не давая не одному мускулу на своем лице содрогнутся.
В такие моменты, Маркус напоминал мне самого себя, примерно в том же возрасте. Даже сейчас помню, как я со своей мамой жил у своей прабабушки, которая была уже в довольно преклонном возрасте и собиралась уйти на покой. И уже тогда я понял, что хорошие люди, которые заслуживали самой быстрой и безболезненной смерти, будут страдать и мучаться до последнего. Зачем? Кто так решает? Справедливо? Мне оставалось лишь утешать себя тем, что я думал, будто для человека это действительно последнее испытание. Хороший человек, он же во всем хорош, верно? Значит все предсмертные муки и страдания, он тоже может пройти хорошо, так должно быть?
К счастью, тогда я был еще слишком молод, чтобы мне доверяли следить за полу-умирающим человеком. Я помню, что это были одни из самых жутких 2х недель в моей жизни. А в жизни моей мамы особенно. Я прекрасно помню, как прабабушка говорила разный бред, про сестер, которые не пускают ее в какую-то палату и про мать, которая бросила ее в коридоре. Я и сам тогда не мог разобрать, что она имеет ввиду. Помню лишь, что иногда приходилось держать ее, чтобы она смогла сходить в туалет и не упала. А самое ужасное из всего этого то, что она, глядя в твои детские глаза, которые с трудом могут сдержать слезы, попросту тебя не узнает. И ты не узнаешь ее прежней. Сложно осознать как быстро болезнь делает тебя чужими для самых дорогих людей в твоей жизни.