Злодейский вопрос (по Достоевскому) или Русские не дремлют.
Но поспать не удалось… Россия, как всегда была в опасности, и нужно было ее спасать. Злодеи блин одолели.
В четыре часа утра по этажу стали разноситься возгласы типа: "Слава России!" и топот марширующих ног. Впереди шло тело Синего в черной рубашке и улыбалось. Это был парад. Злодеи – печенеги с половцами корчились в своих комнатушках, услышав поступь русского патрионализма, наиболее пофигистичные сограждане спали безмятежным сном.
На пятом этаже кто-то взвыл, это запел Рыжий – человек с гитарой и друг Пирожков. Он упорно заставлял Аню – старосту жевать "Орбит" без сахара, но она не хотела "Орбит", она хотела спать и желательно не одна.
Дело в том, что студенческая староста была уже старовата, имела жизненный стаж около сорока лет и должность доцента на кафедре энтомологии. Ее староватость перемешивалась со страшноватостью, и вследствие этого, у Ани возникали проблемы личного характера, которые выливались ведром помойного стукачества на головы студентов. Но Рыжему до всего этого было пофигу, душа требовала песен и драйва.
Драйв постепенно переходил от человека к человеку, начинался новый день.
День для многих жителей этажа начинался с пикета. Пикет – представлял собой что-то между веселой тусовкой студентов и тайной акцией подпольщиков с обязательной раздачей литературы, призванной поднять национальное самосознание народа. Напротив, через дорогу, врученные прохожим листовки пытался отобрать местный Берия – Дима Денисов, с ног до головы затянутый в дешевую турецкую кожу. На плече его висел мегафон или по-русски – "матюгальник", играющий роль "рупора коммунизма", на носу гордо восседало пенсне, бабки окружавшие Диму махали красными флагами, отгоняя мух от своего вождя. Дряхлый старичок с безумным взглядом крутил ручку своего ровесника – патефона, по улице разносились шипяще-хрипящие звуки советских маршей. Прохожие улыбались, поднимая с утра свое настроение. За скамейкой, в куче неубранного мусора, прятался неприметного вида остроносый мужичонка с бледным лицом и фиксировал проходящие события на видеокамеру, в тайне надеясь на орден. Агента среди родной стихии видно не было, и лишь солнечные блики на объективе видеокамеры, выдавали его месторасположение.
Среди всей этой суматохи время проходило незаметно, так – же незаметны были и результаты всей этой партийной деятельности.
Сортир и балкон (война и мир)
Гораздо ощутимее было чувство голода после пикетов. Утоляли его каждый по-своему; кто-то бич-пакетами, кто-то макаронами и картофаном, а кто-то и бананами со сметаной. Соответственно питанию и даблились все по – разному; кто-то вообще почти не ходил, а у некоторых после получасового выдавливания глаз из глазниц с бесконечным "ы-ы-ы-ы-ы-ы" означавшим крайнюю степень запора, унитазы разносило на осколки и возникала новая проблема, характерная для общаги – проблема рабочего толчка, являющаяся проблемой пусть и локальнее Курильских островов, но намного актуальнее. Как правило, попытки установления монополии на сортир ни к чему не приводили. Сортир являлся демонстрационной моделью утопичности коллективной собственности – так-как все время возникали разборы кто больше в него гадит и кому следовательно чаще драить предмет спора. Наиболее независимые субъекты пытались даблить с балкона, но это было чересчур экстремально и потеряв от напряжения равновесие можно было свалиться в харчковые лопухи в изобилии произрастающие под балконом на чибково-харчковой почве перенасыщенной мочевиной, получаемой путем перегонки пива через почечные лоханки.