— Ты знаешь, от кого ребенок, Санта? — слышит самый гадкий в своей жизни вопрос. Знает, что в жизни его не забудет.
— Ты злишься… Я не хочу сейчас с тобой разговаривать…
— Придется. Ты знаешь, чей это ребенок, Санта? — Её очередную просьбу Данила игнорирует. Повторяет медленно и с паузами. Будто проблема в том, что она — туповатая.
— Открой, пожалуйста.
Санта пробует открыть свою дверь, но ожидаемо не получается. Данила же продолжает ждать ответа. А она не хочет отвечать. Хочет только защитить — себя и ребенка. Как-то так случилось, что и от него защищаться им тоже надо.
— Санта…
Данила обращается, будто устал. Сам не понимает, наверное, какую бурю в треснутом стакане разбалтывает.
— Санта, блять!
Переходит на крик и на мат, не сдержавшись. Это лишнее. Так с ней нельзя. Она слишком взвинчена, чтобы не отреагировать на это. Дергается, поворачивается.
Из глаз слезы. С губ слова:
— Я не знаю! Ты это хочешь услышать?! Я. Не. Знаю!!! Пусти меня, черт бы тебя побрал!!!
Тоже кричит, чтобы сразу же снова отвернуться и дергать ручку.
Делает всё, только бы не видеть закономерную реакцию на его лице.
Ведь так сильно Санта Щетинская Данилу Чернова ещё явно не разочаровывала.
Данила не из тех, кто ломится без приглашения в гости. Более того — владелица квартиры, в двери которой Данила отчаянно трезвонит, не так давно отгребала лично от него за подобный выверт, но…
Жизнь такая штука…
Он оторвал от звонка палец, только услышав, что с той стороны наконец-то что-то происходит. Человек смотрит в глазок. Начинает открывать…
— Чернов… Какие люди… — оказавшаяся на пороге Аля проходится по нему взглядом, выдавая ироничное приветствие.
Задерживается на лице… Если и хотела что-то колкое сказать, вовремя осекается.
— Давно в Киеве? — задает нейтральный вопрос, на который Данила не отвечает.
Она ещё держит руку на двери, будто сомневаясь, пускать ли, а он не сомневается — заходит, заставляя отступать.
Он очень зол и очень растерян. Башка взрывается. Плохо так, как не было ни разу. Хуже, чем в то злосчастное утро…
— Ты, блять, знала…
Это первое, что Данила говорит, через плечо следя за тем, как Альбина закрывает дверь.
Замирает на секунду, вздыхает…
Смотрит в ответ прямо и без страха. Скорее с вызовом даже.
Да, она знала.
— И ничего мне не сказала, Аля!
Его кулак впечатывается в стену. Этот жест непозволителен. И объяснить его злостью нельзя. Человек отличается от животного умением контролировать эмоции и действия. Но Данила сейчас не чувствовал себя полноценным человеком. Что-то среднее между куском дерьма и откровенным дебилом.