Он поставил что-то на столик, подвинул… Сам не приближался.
— Ты голодная. Беременным голодать нельзя. Лимонный. Любимый твой…
Складывалось впечатление, что ему сейчас не легче. Слова приходится из себя выталкивать.
Они вообще напоминают зверьков, у которых было какое-то прошлое, а потом им стерли память. Они держат дистанцию. Он тянется носом… Только Санта не верит, что Данила готов знакомиться заново. С ней… Всё ещё предательницей.
В треснутом стакане грозит разразиться новая буря. Этому нужно сопротивляться. Санта кивает просто, за угощением не тянется, отворачивается к окну и моргает, дышит, живет…
— Я пойду, можно? — спрашивает, чуть успокоившись. Снова взгляд скидывает и видит, что Данила хмурится, когда она отталкивается ладонями от дивана и хочет встать.
Он непроизвольно чуть приподнимает руки, как бы прося притормозить…
А потом встречаются два взгляда. Они оба растеряны. Они оба не знаю, как им теперь общаться и надо ли…
Санта переживает свою боль, видит её отголоски во взгляде Данилы.
Её бесконечно любимого… Самого любимого Данечки…
— Ты мне скажешь, куда, я отвезу. Хорошо? — который выступает с предложением. Оно не устраивает Санту. Её главное желание в моменте — оказаться подальше. Ей тут некомфортно. Она не хочет оставаться. Нет сил говорить. Нет надежды на то, что разговор хоть чем-то кончится.
Просто очень жаль, что их вот так столкнуло.
— Я к маме переехала… Такси заказала бы…
В такие подробности Данилу можно было не посвящать, но Санта зачем-то сказала. Это будто её благодарность за кусок лимонного кекса, который не полезет в горло.
— К маме отвезу, значит. И машину пригоню.
В прошлой жизни Данила разговаривал так же — это не то, чтобы приказ, но и спорить бессмысленно. Хотя неловко, конечно… Посторонний человек же…
Это умозаключение колет по-особенному.
Во взгляде Данилы зажигается тревога, когда Санта ни с того, ни с сего вздергивает подбородок и смотрит в потолок…
Резкость зрения снижается. Взгляд мутнеет. Она закусывает губу, чтобы не расплакаться… Она не хочет осознавать себя в мире, где он правда посторонний…
— Малыш…
И сукой-манипулятором быть тоже не хочет.
У него первый шок прошел. Он не орет на беременных. Сейчас он уже в себе. Сейчас её слезы способны его ранить.
Чтобы избежать, Санта пытается успокоиться, ведет по щекам, но его обращение только сильнее распаляет…
Он делает несколько шагов, сокращая допустимое для обоих расстояние.
— Сант, — окликает, тянется к вздернутому подбородку, чуть голову поворачивает, смотрит… — Поговори со мной, пожалуйста. Я спокоен. Ничего не сделаю. Но мы не можем разойтись, не поговорив… Теперь не можем…