Как казалось ещё полчаса назад — потратил зря. Потому что причин уходить у неё нет.
Как оказалось сейчас — тоже потратил зря. Но потому что реальные причины ей не нужны. Она хочет и уходит.
Точнее ушла бы, если Данила ей дал.
Он же действует вопреки.
В частности, вопреки своим представлениям о правильности.
— Пусти. Я уйти хочу. Ты не имеешь права меня держать.
Людей за руки хватать нельзя. Принуждать нельзя. Навязываться.
Наверное, бояться тоже нельзя. Но вот он впервые так боится.
Поэтому:
— Да мне похуй, Сант. Так понятно? Ты никуда не пойдешь. Я тебя не пускаю.
Прошло две недели.
— То есть она действительно пришла к нему и заявила, что сын — его?
Альбина спросила далеко не впервые. Не впервые же получила от Санты уже даже слегка утомленное:
— Да. Действительно пришла и действительно заявила.
— Вот же сука…
Аля протянула восторженно, Санта не сдержала улыбку. Недолго просто смотрела на коктейльную пенку, потом потянула бокал к губам, чтобы отпить.
Вокруг — довольно шумно, за столиками — весело. Всё ровно так, как должно быть в хорошем баре вечером в пятницу.
Настроение у самой Санты не то, чтобы отрывное, но на предложение Альбины сходить вечером в одно хорошее место она ответила согласием. Потому что…
Вот уже две недели, как вечера у неё свободны. И вот уже две недели, как Аля знает о Даниле больше, чем сама Санта.
— И Данила от тебя это всё две недели скрывал…
— Три…
Санта поправила машинально, Аля же чуть вздернула бровь. Мол, серьезно? Это важно? А потом погасила улыбку уже о свой бокал. Потому что самой смешно, а Санте ведь реально это уточнение кажется значимым…
— Окей. Данила три недели это всё от тебя скрывал, а когда разобрался и поделился, ты собрала шмотки и ушла…
— Шмотки я оставила. А вообще… Да.
Санта знала, что у неё всегда есть опция: «это не твоё дело, Аля», но соглашаясь провести время с Примеровой, очевидно не ожидала, что Аля не коснется темы.
Да и чего греха таить, самой отчасти хотелось её коснуться.
Она, наверное, нетипичная женщина, должна бы карамелькой растекаться, но когда Данила схватил её за руку и хлопнул перед носом дверью — она испугалась.
Она правда хотела, чтобы он её пустил. А ему… Похуй.
Санта знала его достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: его реакция — не со зла. Он реально испугался, что придется её отпустить. Он выигрывал время для себя. Он хотел, чтобы она дала объясниться.
Она дала.
Его рассказ сильно отличался от тех мыслей, до которых Санта сама же себя накрутила.
Он ей, конечно же, не изменял. И даже немного стыдно, что первым в голову пришло именно это. Но дело в том, что во всем происходящем с ними виноват был он. А клокотавшую в душе обиду задушить так просто Санта не смогла бы. Впрочем, как не смогла бы надеть лицемерную улыбку в ответ на его слова, выдохнуть облегченно и так же дальше жить.