Эта жажда начала Его менять. Раньше Он только и делал, что кормил росток Бога мечтами, как бы осуществляя свою месть тем, кто считал случившееся просто стечением обстоятельств: месть ей, её маме, её бывшему, врачу. Кормил мечтами, как бы Он организовал их смерть. Теперь мечты были о том, как Он их всех съел бы – до последнего кусочка. Он не мог проверить, но у него было стойкое ощущение, что эти мечты даже вызывают сильное слюноотделение. Результат не заставил себя ждать: росток начал развиваться быстрее, а Он наполнялся непонятной ему энергией. Он показывал ростку образы, нарисованные красным, продуманные до мелочей, и смаковал каждую сцену.
И росток вырос, Бог обрел силу, Бог наделил Его силой, Он и стал Богом. Семь лет. Семь лет неподвижной жизни и вдруг тело начало его слушаться.
Вы хоть раз ели человека? Он – нет. Ему казалось, что в первый раз всё идет не так, абсолютно не так, как Он задумал, совершенно не это Он обсуждал с ростком. Планомерно и методично, всё должно было быть планомерно и методично, но в реальности это произошло спонтанно и вразрез с его планом.
Их обнаружили на следующий день, когда привезли продукты в хоспис, и, скорее всего, это зрелище навсегда изменило всех, кто стал свидетелем: Овощи спокойно лежали в своих палатах, ожидая кормежки, а вокруг были разбросаны человеческие останки, обглоданные кости, в клочья разорванная одежда персонала и кровь, много-много крови вокруг.
Паника, суета, непонимание царили в тот день в хосписе. Они постоянно прибывали, они бегали, они ограждали, они кричали. И никто не обращал внимания на то, что одна из кроватей пуста. А тем временем бывший владелец опустевшей кровати сидел в заснеженном поле, ловил кожей солнечные лучи, разглядывал падающие снежинки и размышлял.
Страшно. Ему было страшно. Но страшно не за них, а за себя. – Даже не из-за того, что Он может очень быстро потерять обретенную свободу, а от того, что Он увидел в зеркале холла: истощенного старика с запавшими безжизненными глазами. Как могло произойти, что за семь лет прошла вся его жизнь? Как случилось, что его жизнь прошла? А сколько осталось? А успеет ли? Успеет ли добиться цели? Успеет ли Он сделать то, о чем очень-очень давно просил общего Бога?
Он шел долго, прячась, шел там, где не ходят люди, но цель не становилась ближе. «Как успеть сделать всё задуманное, – крутилось в его голове, – когда это требует так много времени, которого у него нет?» Не сможет. Решение пришло. Сложным долгим путем, но всё же пришло: человек – это сосуд, такой же сосуд, каким раньше был Он. А значит, можно поместить в сосуд частицу себя – и тогда Он уже не будет жить в одном теле, в теле старика. Надо пробовать! А это означало выйти к людям.