Больше никогда не буду злиться на попутчиков с огромными сумками, потому что с ними при случае можно будет выжить даже в пустыне. По крайней мере, первую неделю. А дальше уж муж меня точно спасёт.
Детство
Дочка перед сном всегда смотрит на Луну в окошко, такой уж неё ритуал. На кухне кипит чайник, мы с мужем смотрим какую-нибудь политическую программу, а она засыпает. Наверное, она так всё это и запомнит.
В моём детстве я слышала, как громко тикают часы, как мама перелистывает тетради учеников и как папа за закрытой дверью стучит по клавишам пишущей машинки. Слышу, как он начинает новую строку, как дзынькает каретка, как вставляется новый лист. Хоть на кухне форточка всегда открыта, чувствую дым «Явы».
В окно мне издалека светит фонарь, он освещает кусок бордовых обоев, и, вместо причудливых вензелей, мне чудится чья-то грозная морда.
Утром обязательно проснусь от заставки радио «Маяк», в конце которой пиканье – пять коротких, один длинный. Мама варит на кухне кашу, и у неё, как всегда, сбежит молоко. Папа громко прихлёбывает горяченный чай из огромного бокала. Я встану, и он начнёт гонять меня каждые полчаса проверить почтовый ящик. Сегодня суббота – значит, ждём письма с Севера, с Алтая и из Челябинска. Когда сядем отвечать, мне разрешат вывести на конверте индекс и приклеить марки. До сих пор помню вкус клея на кончике языка. И вкус маминой каши на подгоревшем молоке.
И что-то такое это тоскливое счастье.
Папа
Как же меня злило это тогда, но я так рада, что это всё было.
Папа любил позвонить по необычным поводам:
– Дочка, ты не спи, к вам ураган с грозой идёт, смотри в окно – красота какая! Я вот час уже любуюсь.
Я закатывала глаза, но шла и смотрела. И ведь действительно замирала в восторге.
Мог разбудить меня в два часа ночи:
– Мушка, а прочти-ка мне «Зодчие» Кедрина. Ты очень хорошо его читаешь!
– Пап, ночь. Я не помню поэму до конца.
– Ничего. Ты читай, если что – я напомню.
Я читала, он слушал, периодически договаривая забытые мною строчки.
– Лен, на огороде красная смородина поспела. Приходи собирать.
– Пап, мы же не едим её. Ни я, ни ты.
– Так опадёт же – жалко.
Я, чертыхаясь, шла и собирала смородину. Папа в это время сидел на лавочке и, затягиваясь «Явой», рассказывал про своё восхождение на Пик Коммунизма. Я слушала и съедала всё, что собрала. Папа хитро улыбался.
8 лет назад у него был последний день рождения. Звоню и спрашиваю:
– Что привезти?
– А помнишь, мы с тобой казачьи песни пели? Приезжай – допоём!
Первое свидание
Пыталась отследить в память момент, когда я перестала чувствовать себя ребёнком.