– Выпустите, пожалуйста, – попросил я контролершу.
Черт с этим концертом! Тысячу раз пожалею потом, но сейчас черт с ним! Не в удовольствие будет он сейчас. Мы пойдем на вечерний сеанс в кино, неважно на какое, а домой будем возвращаться пешком, обнимаясь под уличными фонарями. У Ленки будет холодный нос. И она будет его смешно морщить, подставляя под поцелуй. И уж эти поцелуи я буду помнить всю жизнь, потому что они стоили мне ТАКОГО концерта!!
Контролерша открыла дверь, и в этот момент за моей спиной начала подниматься волна тысячеголосого рева! Я услышал вступление на барабанах Дэрри Свита. Он провожал меня на свидание к Леночке.
Комната, которую я снял неделю назад, больше напоминает кладовку. Что-то вроде домика кума Тыквы, только еще соседи в нагрузку! Хорошо, что я не обременен вещами. Весь мой скарб умещается в двух дорожных сумках и не надо таскать мебель, тратится на перевозку. Лишнего места здесь все равно нет!
Большую часть комнаты занимает хозяйский диван. Годы службы у него были не из легких, он основательно продавлен и неудобен. Его пружины терзают мои ребра, и, кажется, он, так же, как и я, мучается кошмарами, скрипит и стонет по ночам при каждом моем движении.
Рядом с диваном покачивается на расшатанных ножках журнальный столик с черным треугольным ожогом, от забытого невесть в каком году утюга. Имеется пара стульев, и шкаф с отслоенной, покрытой частыми трещинами полировкой. У шкафа не запирается дверь, но, если сложить вчетверо газету, проблема решается.
Не богато, а что делать? Судьба в очередной раз поиграла со мной – сняла с дистанции и дисквалифицировала. Ни работы, ни семьи. Тоскливое осеннее одиночество. И на удивление тихо. Неделю я в этом термитнике, и ни одна ночь еще не прошла без обмирающего пробуждения от чьих-нибудь воплей. Мужчины ревут, женщины визжат. Все это напоминает многоголосье стаи гиббонов на рассвете. Но сейчас тихо. Никто не орет, не топает по коридору, не выясняет отношения. Только крыса точит что-то твердое под шкафом. Ко всему прочему здесь есть еще и крысы, причем такое чувство, что не пуганные, несмотря на буйных местных обитателей.
Запрокинув руку, я нащупал шнур торшера и включил свет. Под шкафом сразу стихло.
– Голубушка, битый час я слушаю, как ты упражняешься! Не надоело возиться в пыли? Ночь долга, а сна нет, и, кажется, не предвидится. Может, покажешься, и мы поболтаем? Уверяю, я не стану обижать тебя.
Вот так сходят с ума. Как можно говорить с крысой, да еще в третьем часу ночи? Но, гляди-ка, показалась! Сначала нос с подвижными усами, потом голова; смотрит недоверчиво и принюхивается, точно баба, учуявшая в квартире запах дыма.