– Простите, это вы сейчас ко мне обращались?
– А разве там, под шкафом, ты не одна? Впрочем, судя по устроенному шуму, это можно предположить.
– Извините, – она заметно сконфузилась. – Наверное, я чрезмерно увлеклась найденным сухарем, и причинила вам беспокойство…
– Пустяки, голубушка. Настоящее беспокойство живет за стенкой и повторяется с удручающей регулярностью. Сначала они изводят меня отечественной эстрадой, усугубляя ужас собственным подпеванием, а далее, по распорядку следуют выяснения отношений, битье стекла, мебели…
– И Серафимы Николаевны, – в тон мне подхватила крыса. Оживившись и осмелев, она показалась теперь полностью и уселась на задние лапы. – Знаю, о ком вы говорите. Действительно, ущербная парочка, но лично для меня вполне симпатичная. Серафима Николаевна торгует семечками, за счет чего они с Петром Петровичем и штормят так лихо. Вы здесь новичок, и, наверное, еще не знаете, что в 10 комнате, в конце коридора, Марфа Ильинична фасует по бутылкам разбавленный спирт. И дешево, и сердито, и идти недалеко. При необходимости можно и по стенке. Но самое главное, Марфа Ильинична, чистая душа, постоянным клиентам дает в долг, без всяких там процентов, заметьте!
– А тебе то какая радость? И чем же, если не секрет, эта парочка может быть симпатична?
– Как чем?! – всплеснула крыса лапками. – Да ведь когда они от Марфиного зелья отключаются, я наведываюсь к ним за этими самыми семечками и ем от пуза, совсем не таясь! Раньше, правда, кот у них жил. Так и звали просто – Кот. Даже на имя себе не заработал. Впрочем, был непредсказуем и опасен, как и всякое ничтожество. Любил из засады бить. Слава богу, сгинул где-то этим мартом. А вы… – тут крыса заволновалась. – Вы, надеюсь, не собираетесь заводить кота? До вас тут одна божья старушка обитала (добрый сынок-рецидивист на время определил, пока квартиру ее продавал), так все соседкам на меня жаловалась, спрашивала, нет ли у них на примете кота-крысолова.
– Можешь не беспокоиться. Я не люблю кошек.
– Похвально! Значит вы – собачник? Люди либо кошатники, либо собачники. Однако и среди собак есть идиотские породы. Терьеры там всякие, эти убийцы слюнявые…
– Нет, я и к собакам равнодушен. Хлопотно с ними.
– Это уже любопытно. Кого же вы любите?
– Понимаешь, голубушка, мне, как тому ямщику из песни, похоже, некого больше любить.
Закрыв глаза, я снова мысленно прокрутил сцену нашего расставания. Красный халат, губы сжаты, лицо злое. Мои тряпки, включая несвежие носки, неуклюжими птицами слетаются в прихожую и оседают пестрым холмиком. Могильный холмик любви. Вот уж не думал, что его будут украшать грязные носки! Я спросил, не слишком ли возбудилась она от своего любимого шоу? Ответила, чтобы я умничал перед своими шлюхами, а ее оставил в покое. И так далее, и тому подобное, и понеслась по наезженной колее! Эта злость, это дрожащее бешенство, это укушенное самолюбие были так не привлекательны, что я, до последнего момента не исключающий очередное примирение, понял, что все, пора действительно уходить.