Я понимала, откуда это у ребенка: на восьмой неделе беременности у меня выскочила простуда на губе. Эти пресловутые болячки были для меня обычным делом с детства. Ну простуда и простуда: прижжешь смоченной в кипятке горячей ложкой или присушишь зубной пастой, а-то и сама через три дня пройдет! Родители еще всегда говорили: хорошо, что наружу вылезло (а не внутри, мол, застряло), значит выздоравливаешь…
Восьмая неделя – это было в феврале: холодное, болезненное время, иммунитет ослаблен. Восьмая неделя жизни ребенка – это когда сердце уже появилось, начинает развиваться мозг и другие органы. И тут пришел вирус герпеса. Раз он вылез наружу, значит внутри он уже сделал свое черное дело… Теперь-то я знаю, что эта болячка не такая и безобидная. И я ее очень боюсь.
Я понимала, откуда это, я не понимала, для чего. Я не понимала, за что нас всех наказывают. У наших матерей не было подобных потерь, только аборты… И тут озарило. Все неродившиеся дети рода, которых не хотели и отвергли, сошлись в этом младенце, которого так горячо желали, так ждали, так любили! Им нужно было родиться, воплотиться, показаться, прожить свои жизни, протянуть ручки своим матерям и отцам и через гипертрофированное сердце Тимофея заявить о своей большой любви к ним!
Наши с мужем ангелы посовещались и решили забрать душу сына к себе, чтобы ему не мучиться и не мучать нас. В 21.15 пришел дежурный врач и сказал, что аппарат отключили, потому что ребенок умер. Это слово прозвучало.
Мне дали успокоительные таблетки, чтобы я смогла уснуть. Я не стала сообщать родным на ночь. Они и так плохо спят, зачем их печалить в позднее время. Узнают об этом утром…
Из сонного забвения я очнулась примерно в половине шестого. Надо снова жить… Стала тянуть время до «приличного», чтобы разбудить родственников телефонным звонком. Умылась, почистила зубы, собрала волосы. Глаза и лицо, распухшие от слез… Видеть себя не могу… Настало время застойных вод: грудь распирает от неслитого молока, болит, и от этого я сцеживаю еще хуже, не могу сильно давить; матка сокращается плохо, болит; заболело горло от скопившихся комком эмоций, и трудно выдохнуть.
Я знаю, что я должна сейчас заботиться и о теле – поделать упражнения для сокращения, сцедить молоко. Что-то делаю… Кое-как… Но это все – в параллельной реальности, я сама – на стороне души, хочу сейчас быть здесь. Читаю покаянный псалом и молитву об упокоении…
В 6 я позвонила только самым главным своим людям и просила их дальше передать, что Тимофей ушел. Теперь мое дело – скорбеть и хоронить.